Рука Снежинки, держащая Чипа за руку выше локтя, увлекала его куда-то по диагонали, влево, в сторону от дороги в Институт.
– Когда мы придем туда, куда мы идем, – сказала она, – я заклею пластырем твой браслет, и мой тоже. Мы стараемся не знать номеров друг друга. Я знаю твой – это я тебя нашла, но остальные не знают; все, что они знают – это то, что я приведу одного многообещающего члена. Позже, один или двое из них, возможно, узнают твой номер.
– Вы проверяете жизнь каждого, кто получает здесь поручения?
– Нет. Зачем?
А разве не так ты нашла меня – когда выяснила, что я думал о том, чтобы сам себя классифицировать?
– Три ступеньки вниз, – сказала она. – Нет, это было только подтверждение. Теперь вторая, и третья. На что я обратила внимание – так это на твой вид, у тебя вид человека, который не на сто процентов в лоне Семьи. Ты тоже научишься это замечать, если будешь с нами. Я узнала, кто ты, потом пошла в твою комнату и увидела рисунок на стене.
– Лошадь?
– Нет, «Маркс за работой», – иронично сказала она. – Конечно, лошадь. Ты рисуешь так, как ни один нормальный член никогда не станет рисовать. Вот тогда я и проверила твою историю, после того, как увидела лошадь.
Они вышли с площади и шли по одной из пешеходных дорожек, ведущих на запад – К или Л, он не был уверен, по какой.
– Ты ошиблась, – сказал Чип. – Это рисовал не я.
– Нет, это ты рисовал, – сказала она. – Ты просил блокноты и рисовальный уголь.
– Для члена, который это нарисовал. Мой друг по академик.
– Это уже интересно, – сказала она. – Обмануть Уни при просьбе – это самый лучший признак. В любом случае, тебе этот рисунок понравился настолько, что ты сохранил его и вставил в рамку. Или рамку тоже сделал твой друг?
Чип улыбнулся.
– Нет, рамку сделал я, – сказал он, – это ты точно заметила.
– Здесь мы повернем направо.
– Ты советчик?
– Я? Драка, нет.
– Но ты можешь узнавать историю человека?
– Иногда.
– Ты в Институте работаешь?
– Не спрашивай так много, – сказала она. – Послушай, как ты хочешь, чтобы мы тебя называли? Вместо Ли РМ?
– О, – сказал он, – Чип.
– Чип? Нет, – возразила она. – Не говори первое, что приходит тебе на ум. Ты должен быть какой-нибудь «Пират» или «Тигр». Другие – Кинг, Лайлак, Леопард, Хаш и Спэрроу[3].
– Меня звали Чип, когда я был маленьким, – сказал он. – Я привык к этому.
– Хорошо, – сказала она. – Но я бы такое имя не выбрала. Ты знаешь, где мы сейчас?
– Нет.
– Хорошо. Теперь налево.
Они вошли в какую-то дверь, поднялись по ступенькам, открыли еще одну дверь, в большой гулкий зал, через который прошли зигзагами, как бы обходя какие-то неровно поставленные предметы. Поднялись по неподвижному эскалатору, миновали длинный коридор и повернули направо.
Она оставила Чипа и напомнила про браслет. Он поднял руку, и его браслет сильно придавили и потерли. Он потрогал браслет: на месте номера было что-то мягкое. Это и еще то, что он ничего не видел, заставило Чипа вдруг почувствовать себя бестелесным, как будто он сейчас оторвется от пола, пролетит прямо сквозь стены в космос, растворится и станет ничем.
Она снова взяла его за руку. Они прошли чуть дальше и остановились. Он услышал короткий стук в дверь, потом еще раз и еще раз, звук открываемой двери, затихающие голоса.
«Привет, – сказала она, проводя Чипа вперед. – Это Чип, он на этом настаивает».
По полу заскрипели отодвигаемые стулья, зазвучали приветственные голоса. Чья-то рука пожала руку Чипа:
– Я Кинг, – представился член. – Я рад, что ты решился прийти.
– Спасибо, – ответил Чип.
Другая рука пожала руку Чипа жестче, чем первая.
– Снежинка говорит, что ты прямо художник, – этот голос был старше, чем голос Кинга. – Я – Леопард.
К Чипу потянулись другие руки: женский голос быстро произнес:
– Привет, Чип, я – Лайлак, – и другой женский голос:
– А я – Спэрроу, я надеюсь, что ты будешь всегда приходить. – А я Хаш, жена Леопарда. Привет!
Последний голос и рука были старые, другие два голоса – молодые.
Чипа подвели к стулу и усадили. Его руки нащупали крышку стола, гладкую и пустую, со слегка закругленным краем – овальный стол или большой круглый. Все остальные тоже сели.
Снежинка справа от него, о чем-то болтая, кто-то сел слева.
Чип почувствовал, что где-то что-то горит, он принюхался, чтобы удостовериться в этом: никто из членов, казалось, не замечал гари.
– Что-то горит, – сказал Чип.
– Табак, – ответила пожилая женщина Хаш – слева от него.
– Табак? – переспросил Чип.
– Мы его курим, – сказала Снежинка. – Хочешь попробовать?
– Нет, – сказал Чип. Некоторые засмеялись.
– Это не так уж смертельно, – сказал Кинг, сидящий дальше, слева от него.
– Я даже думаю, что он дает и какой-то эффект.
– Это очень приятно, – сказала одна из молодых женщин напротив него.
– Нет, спасибо, – ответил Чип.
Они снова засмеялись, обменявшись между собой репликами, и постепенно замолчали. На правую руку Чипа, лежавшую на столе, легла рука Снежинки, он хотел сбросить ее, но сдержался. Он глупо сделал, что пришел. Что он здесь делает, сидя с завязанными глазами между больными членами с фальшивыми именами? Его собственная ненормальность – ничто по сравнению с ними. Табак! Это растение вымерло сто лет назад, где они его откопали?
– Извини нас за повязку, Чип, – сказал Кинг, – я думаю, Снежинка объяснила, зачем это нужно.
– Да, – ответил Чип, Снежинка тоже сказала: «Да». Ее рука убралась с руки Чипа, и Чип снял свою руку со стола и сцепил обе руки на коленях.
– Мы ненормальные члены, что совершенно очевидно, – сказал Кинг. – Мы делаем много таких вещей, которые, как считается, делают только больные. Но мы думаем, что такие члены не больны. Мы знаем, что они не больны, – голос его был сильный, глубокий и властный. Чип представил себе, что Кинг – большой и мощный человек, лет сорока. – Я не собираюсь вдаваться в подробности, – продолжал он, – потому что в твоем теперешнем состоянии они огорчат и шокируют тебя, как тебя шокировало и огорчило то, что мы курим табак. Ты сам узнаешь в будущем все детали, если у тебя с нами есть будущее.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Чип. – В моем теперешнем состоянии?
