Опытной медсестре было известно лучше, чем кому бы то ни было, что ближайшим родственникам также требуется поддержка. Она долго говорила с Мэри о Майкле. Обеих женщин тревожило одно и то же: ему нужен друг, с которым можно поговорить откровенно, поделиться своими мыслями и, что гораздо важнее, своим горем. Заручившись согласием Мэри, сиделка час назад сделала один телефонный звонок.
Дверь бесшумно отворилась. На пороге, заполняя весь дверной проем, стоял Поль Буш.
* * *
Буш в одиночку гонял бильярдные шары на своем любимом столе. Зеленое сукно, местами протершееся до доски, пахло перегорелым виски. Буш загонял шары в лузу каждым ударом. Одно из самых мрачных питейных заведений Северной Америки, «Старый город» вел свою историю с пятидесятых годов. За этим же самым столом гонял шары отец Буша. В среду в половине двенадцатого ночи здесь царило оживление: несколько завсегдатаев-работяг в спецовках спорили о плюсах и минусах профсоюзов и о том, что хорошего осталось в жизни, а интеллигенты в костюмах при галстуках тоскливо взирали на дверь, ожидая, когда в нее войдет девушка их мечты.
— Еще выпить хочешь? — спросил Буш.
Майкл, равнодушно бросавший дротики дартса, ничего не ответил; за весь вечер он вообще не произнес ни слова. Буш махнул официантке, показывая, чтобы та принесла еще по одной порции. Всю дорогу в машине и вот уже полчаса здесь он пытался разбить лед молчания, разговорить друга. Буш не понаслышке знал, что делает напряжение с полицейскими, с преступниками, с теми, кто страдает. Эти люди либо взрываются, причиняя боль окружающим, либо замыкаются, убивая себя. Но ему также было прекрасно известно, что до тех пор, пока человек сам не захочет принять помощь, навязываться бесполезно.
— Жизнь порой выкидывает мерзкие штучки, — наконец пробормотал Майкл.
Побродив вокруг стола, Буш выбрал место и точным ударом загнал в лузу два последних шара, завершив партию.
— Мэри выкарабкается. Она крепкая.
Пройдя по липкому полу, напоминающему раскаленный на летнем зное асфальт, он взял треугольник и снова сложил из шаров пирамиду.
Майкл бросил дротик.
— Двести пятьдесят тысяч. У меня столько денег за всю жизнь не было. Проклятье, мне даже стащить столько не удалось.
Буш пропустил последнее замечание мимо ушей.
— Ну почему у вас не было страховки? — спросил он.
— Мы рассчитывали, что придется обойтись без нее всего три месяца. Когда Мэри уволилась с предыдущей работы, старая страховка автоматически закончилась, и надо было прождать девяносто дней, чтобы заработала новая. По закону на прежнем месте Мэри предложили продлить страховку, но только уже за деньги. Мы посчитали, это очень дорого. О последствиях мы не думали.
Буш его прекрасно понимал; прозрение приходит слишком поздно.
— Нам надо было продержаться всего три месяца, — повторил Майкл.
Подошедшая официантка принесла Бушу кока-колу, а Майклу виски «Джек Дэниелс» и тотчас же удалилась.
— У меня есть около тридцати пяти тысяч долларов, — предложил верзила-полицейский.
— Спасибо, но у тебя я взять деньги не могу.
— Это не для тебя, а для Мэри, и ты их возьмешь. — Отложив кий, Буш отвернулся от стола. — Все равно, черт побери, тридцати пяти никак не хватит. Ты должен попытаться взять кредит под залог своего дела.
Майкл покачал головой.
— Банки не желают идти навстречу.
— Ну а родственники? Неужели среди них нет никого с деньгами?
— Мать Мэри до самой своей смерти с трудом сводила концы с концами. И мои предки мне ничего не оставили.
— А ты никогда не думал о том, чтобы попытаться найти своих настоящих родителей?
Хотя Майкл носил французскую фамилию, она не была чала ему от рождения. О своих настоящих родителях ему было известно лишь то, что они на три четверти ирландцы и по какой-то причине отдали его в приют, когда ему исполнился всего месяц от роду. У Майкла никогда не возникало желания пойти по скорбному пути розысков своих родителей. Он предпочитал видеть только хорошее: чета Сент-Пьер решила усыновить именно его, а не другого ребенка.
— Да уж поздновато, — ответил Майкл. — Я даже не знаю, с чего начать.
В бар завалились двое приятелей, шумно отмечающих победу своей команды. Их радостные крики заглушили рок-н-ролл музыкального автомата. Буш быстро раскидывал шары направо и налево; после каждого удара разбивающий шар неизменно снова оказывался в позиции, удобной для продолжения. Загнав подряд семь шаров в угловую лузу, он вдруг опустил кий на пол и резко обернулся к Майклу.
— Проклятье! Надеюсь, ты не подумал об этом!
— Я дал Мэри слово, — успокоил его Майкл. Естественно, его уже посещала мысль о том, чтобы вернуться к преступному прошлому, но он ни за что на свете не нарушит обещание, данное жене. — Если мне не удастся раздобыть деньги…
Его взгляд стал мрачным.
— Эй, прекрати нести чепуху. Всегда можно что-нибудь придумать.
— Это несправедливо, — пробормотал Майкл.
— На свете нет ничего справедливого. Господь Бог создал мир не для этого.
— На Бога у меня уже давно нет надежды.
— Только не говори об этом Мэри.
— Слушай, я допустил кое-какие ошибки, заплатил за это сполна, никогда не жаловался. — Майкл снова принялся бросать дротики, вкладывая в каждый бросок яростную силу. — Но Мэри — она не обидела ни одной души. Она просто-таки олицетворение добродетели. После всего того, через что ей пришлось пройти из-за меня… Ты знаешь, что она никогда не пропускает службу? Я не могу поверить, что найдется бог, который позволил бы, чтобы с Мэри произошло такое.
— Ты просто пытаешься найти виновных. — Буш ни словом не обмолвился о том, что все брошенные Майклом дротики попали в яблочко. — Слушай, я не пытаюсь утверждать, что сам вел бы себя на твоем месте иначе.
— Поль, я говорю совершенно серьезно. Я не вижу никаких свидетельств существования Бога. Объясни болезнь Мэри. Но только без всего этого бреда насчет испытания веры. Моя вера уже достаточно подвергалась испытаниям, и каждый раз результат оказывался нулевым. Мэри же состоит из одной веры, и смотри, что с ней сталось.
Буш присел на бильярдный стол.
— Всем нам нужно во что-то верить. Неважно, во что именно. В Бога, в Будду, в Элвиса Пресли. Вера нужна всем. Вот что дает нам силы, надежду на то, что впереди есть что-то лучшее, что-то такое, к чему надо стремиться. Человеком движет надежда. Именно она заставляет его утром встать с постели, — надежда на то, что на работе сегодня случится прорыв, что жена вечером будет бесконечно ласковая.
— На одной надежде далеко не уедешь. Надеждой нельзя оплачивать счета, она не спасает жизнь.
— Человеку нужны надежда и простые правила поведения. Кредо в жизни, которое направляет, заставляет идти вперед. Моим кредо является закон.
