— Почему ваш отец держал существование меча в секрете?
— Честное слово, я не знаю, — вздохнул стряпчий. — Единственное, что мне известно, — меч был очень важен для него.
— Но он никогда не пытался завладеть им?
— Нет. Может быть, он не был уверен, что меч находится у вашего дяди.
— Но он, наверное, спрашивал?
— Наверное, нет. Во всяком случае, он никогда мне об этом не говорил.
— Вы сказали, что ваш отец был с моим дядей, когда нашли меч.
— Совершенно верно.
— И вы утверждаете, что у вашего отца есть право на этот меч.
— Ваш дядя украл меч у него.
— А вы, значит, решили украсть меч у моего дяди.
— Глупости.
— Что ваш отец делал в Берхтесгадене?
— Он служил в третьей пехотной дивизии, которая форсировала Марну. Майор. Адъютант генерал-майора Джона В. О'Дэниеля, командующего дивизией.
— Мой дядя никогда не служил в третьей дивизии, — возразил Холлидей. — Он вообще не служил в вооруженных силах.
— Нет, — ответил Бродбент. — Он официально числился как гражданский консультант по историческим памятникам, произведениям искусства и архивам. Но на самом деле он был представителем доновановского управления стратегических служб, того самого, на базе которого потом создали ЦРУ. — Адвокат вздохнул. — По-видимому, он гораздо больше интересовался разведданными, чем спасением произведений искусства и старины, разграбленных нацистами.
— А вы много знаете о моем дяде.
— Это часть моей работы.
— Почему?
— С одной стороны, он был клиентом моего отца.
— Не понимаю! — Пэгги развела руками. — Если мой дедушка украл меч у вашего отца, то почему он согласился быть его адвокатом?
— Они были друзьями. Насколько я могу понять, довольно много времени они провели бок о бок.
— Никогда не слышал упоминаний о вашем отце, кроме как о юридическом консультанте дяди Генри, — твердо сказал Холлидей. — В личной переписке дяди я тоже не нашел ничего, что подтверждало бы их дружеские отношения.
— В таком случае, — Бродбент пожал плечами, — я делаю вывод, что вы не слишком хорошо знали своего дядю. Но как бы там ни было, факт остается фактом: вы владеете вещью, которая по праву принадлежит моей семье.
— Докажите!
Холлидей встал и выпрямил спину. Пэгги последовала его примеру. Адвокат остался сидеть и даже откинулся на спинку кресла.
— Все можно было бы очень легко вернуть на круги своя. — Он с сожалением вздохнул. — Если бы вы просто продали меч мне. Для вас он не имеет другой ценности, кроме денежной. Вам он безразличен. Но для моего отца этот меч означает очень многое.
— Вы же говорили, он невменяем? — вмешалась Пэгги. — Болезнь Альцгеймера, кажется. По-моему, ему все равно.
— Этот меч значит очень много для меня, — поправился Бродбент.
— А вот это ближе к истине, — улыбнулся подполковник. — Я хочу знать: почему он так много для вас значит? Почему вы готовы сжечь чужой дом только для того, чтобы завладеть им?
Он круто развернулся на пятках и, не слушая возражений адвоката, покинул контору. Пэгги вышла вслед за ним.
Они вернулись в отель «Уайт-инн» и заказали завтрак. Холлидей выбрал омлет и поджаренный хлеб, а Пэгги попросила бекон, жаркое по-домашнему и вафли с черничным вареньем и взбитыми сливками. Ну и по чашечке кофе.
Рейнджер с опаской наблюдал за молодой женщиной, поглощающей такое количество «тяжелой» пищи.
— Вы не боитесь набрать парочку лишних унций?
— Не-а! — весело отозвалась Пэгги, пристраивая ломоть бекона на пропитанной сиропом вафле.
— Я вас почти ненавижу! — нежно проворковал Холлидей.
— Я — ваша племянница! — Девушка беспечно отправила состряпанный бутерброд в рот. — Вам нельзя меня ненавидеть. Это не по правилам.
— Вы — фактически моя троюродная сестра, очень дальняя родственница. А это совсем другие правила.
— Только в Озарксе, — отмахнулась Пэгги, ковыряя вилкой жаркое.
— Однажды страховой агент сказал мне, что всех нас ждет грузовой поезд на железнодорожном переезде. Рано или поздно мы все под ним окажемся. Только кто-то все же раньше. Может быть, вам нужно меньше налегать на холестерин?
— Я не могу остановиться. Ведь я — всего лишь беспечная молодежь, правда? И я делаю все, чтобы защитить свою репутацию.
— У вас взбитые сливки на верхней губе.
Пэгги утерлась салфеткой.
— Что будем делать с Бродбентом? — спросила она.
— Прямо сейчас? Да ничего… Он совершенно прав: у нас нет никаких доказательств, что он связан с поджигателем.
— А как насчет парня, за которым вы бегали?
— В полиции Фредонии есть один любознательный сержант… Но я не возлагал бы слишком больших надежд.
— Значит, мы позволим им уйти безнаказанными?
— Нет, мы узнаем, зачем Бродбент так жаждет завладеть мечом.
Позавтракав, они поднялись в комнату Холлидея и вытащили меч, который он спрятал под матрацем.
— Ну хорошо, — сказала Пэгги, укладывая оружие на стол перед окном. — Что мы имеем? Старинный меч, завернутый в старый флаг. Кроме того что дедушка Генри нашел его в резиденции Адольфа Гитлера, какую важность он может представлять?
— Нет, давайте начнем сначала, — возразил подполковник, разворачивая клинок. — У дяди Генри полвека хранился меч. И вдруг внезапный интерес… Почему?
— Он что-то узнал?
— Но что? Меч старинный, как вы совершенно правильно заметили. Когда-то давно он принадлежал богатому и знатному человеку. Рыцарю. Возможно, даже крупному феодалу.
— А в какой стране его сделали? — спросила журналистка.
— Это почти невозможно узнать наверняка. Оружие — не живопись. Никаких характерных отличительных признаков, никаких особенностей школы мастеров. Я здорово сомневаюсь, что существуют документальные свидетельства, как меч попал в руки Гитлера. Скорее всего, обычный для нацистов грабеж. Einsatzstab Reichsleiter Rosenberg.[28]Или его добыли люди Германа Геринга. Они собрали много масонских реликвий, чтобы потом использовать в деле возвеличивания арийской расы.
— У масонов были мечи? — удивилась Пэгги.
— Нет. Но у тамплиеров были. В начале девятнадцатого века многие ритуалы и легенды рыцарей Храма смешались с обрядами масонов.
— Значит, меч может быть оружием храмовника?
— Уверен.
