Ознакомительная версия. Доступно 4 страниц из 18
по даче банную печь, мне же распорядился освободить куски баранины, говядины и свинины от жил и плёнок и в равных пропорциях прокрутить в фарш. Сам же голышом юркнул в сауну, время от времени выскакивая оттуда для контроля процесса готовки. А глубокой ночью, в этой приграничной лесной глуши, где полтора часа назад нас было всего двое, на кухне у Сергея Николаевича сидело и гудело полным-полно народу. В конце ночной посиделки смутно припоминаю, как кто-то понёс меня на руках на второй этаж и бросил в кровать.
Утром с тяжёлого бодуна толпа мужиков таскала бетонные тротуарные плиты для облагораживания дачной территории шефа. Самочувствие у многих фиксировалось как мерзкое. И только радостный Лазарев – «нравится работать в охотку!» – в нетипичной для него цветастой куртке с довольным видом таскал стопку бетонных плит, прижав их к животу.
«Вот паршивец! Дак это он мою куртку испоганил! Она же у меня выходная…» – интеллигентного вида мужчина из добровольных помощников растерянно взирал на изодранную безалаберным хозяином дачи свою, некогда приличную куртку. А Сергею Николаевичу было совершенное безразлично, чью вещь схватить на дачной вешалке, ему главное – «работать в охотку!»
Вечером – опять посиделки с возлияниями. Сергей Николаевич, пытаясь пробиться до сознания своего шурина Пашки, вдалбливает тому: «Завтра приедешь и заберёшь Алексея в Питер, понял?!» Мотнув пьяной головой в ответ, Пашка, конечно же, так и не заедет за мной ни завтра, ни послезавтра, а Сергей Николаевич ни копейки из обещанного так и не даст.
Я остаюсь ноябрьским морозным утром один на даче Лазарева. Уже выпал первый снег. Брошенные хозяевами дачи курочки жалостливым курлыканьем просят еду. В шкафу веранды я нахожу отменного качества круглый рис, отвариваю его, и примешав с тушенкой, наслаждаюсь обедом, угощая остатками трапезы курочек. Насытившись, захожу в дом, и встречаюсь с некой живой субстанцией: на кухне дачи хаотично мигрировало неимоверное полчище тараканов, и они явно выпирали меня со своей территории. Всё у хозяина дачи, сообразно его характеру, представало в гипертрофированном виде. Даже жутко замусоренные кусты за территорией дачного участка (по всей видимости, оставленные еще наёмными строителями), казалось, были загажены с особым изощрением.
На стенах деревянной двухэтажки висели картины, одна из них изображала скопление звёздной пыли на фоне тёмной космической бездны. При ближайшем рассмотрении, скоплением оказались натоптанные человеческими ступнями следы: как бы, пожили люди на белом свете, наследили и ушли в небытие. Где-то я уже сталкивался с подобным сюжетом – замечаю про себя. В хозяйской спальне, висела икона Богородицы, краски которой иссохли и скрутились настолько, что руки чесались приклеить облупившиеся кусочки заново. Но Лазарев, как мы помним, был категорически против любых реставрационных вторжений в старое художественное творение, чтобы не сбить изначально заданную энергетику.
Рядом с деревянным домом на дачном участке строился каменный коттедж в нордическом стиле – слепленные воедино три части, каждая из них с остроконечными крышами. Войдя в пустой зал средней части строящегося коттеджа, я ахнул от восторга: звенящая ввысь, неземная аура помещения поразила меня до глубины души. Я стоял и молча восторгался атмосферой помещения, в голове заиграли мелодичные аккорды. Да, подобрал хозяин удачное место или пространство сумел организовать грамотно – здесь великолепно, здесь хочется сидеть и слушать живую игру на фортепиано!
Утром следующего дня у меня закончились сигареты, и я выхожу через широкое поле на единственную лесную дорогу дачного села Липово. Оглядываюсь – кругом глухой лес. Отчаянно машу появившейся на дороге легковой машине, и на мой вопрос о ближайшем магазине водитель быстро произносит: «Сыдис!» И молча, прямиком доставляет меня в воинскую пограничную часть: сдавать как нарушителя особого режима. Водителем оказался солдат-кавказец. Выслуживаясь перед начальством доставкой «добычи», он громко рапортует, однако, этим вызывает только ироничный смех сослуживцев: «Бдительный ты наш!» Пытаясь выкрутиться из неловкого положения, он тогда придирается к вкладышу о российском гражданстве к моему еще советскому паспорту – нового образца российского документа в те дни еще не было: «А печать у него поддельная!» Но этим он нагоняет еще больший хохот у парней-сослуживцев.
– Все хотят выжить. Ну, а некоторые, увы, во вред собственной душе, – философствую я на манер Лазарева, будучи приглашённым в кабинет командира части. Добродушный начальник погранзаставы оказался весьма приятным собеседником.
Приближался день моего рожденья – 9 ноября, когда вся вселенная должна была умереть от счастья в связи с моим появлением на свет. Приходил я в этот мир, как мне рассказывали, с неохотой, у матери роды могли закончиться летальным исходом из-за кровопотери. Акушерка крохотной деревенской больницы тем ноябрём в панике выбегает на улицу в густой морозный туман, из которого на наше с матерью счастье вдруг проявляется очертание мужчины, правда, сильно «под градусом». Тётка хватает незнакомого человека за рукав, тащит его в помещение и просит потянуть за показавшуюся часть младенца. Спасителем оказывается не кто-нибудь, а неожиданно приехавший погостить в дальний наслег врач-хирург. Уже хорошо принявший на грудь хирург по имени Пётр тем вечером становится моим вторым отцом.
Ждать мне на даче Лазарева кого-либо из Питера уже не стоило. С усмешкой вспоминаю, как совсем недавно тот же Пашка с упоением упрекал своего зятя: «Да у Серёги семь пятниц на неделе: то в Кипени начнёт строить дачу – бросает, то в другом, то в третьем месте, и все стройки забрасывает». Мол, на такого нельзя положиться. Я выхожу из дачи на ту самую лесную дорогу, стою на остановке, вдали маячили фигуры пьяной компании, но вдруг подъезжает старенький автобус до близлежащего Кингисеппа, ну а там попадаю на транзитный рейс из Ивангорода до Петербурга. Так, почти на нарочном транспорте к часу ночи я оказываюсь на Московской площади. Затем в продолжение «чудесного кино» вдруг подъезжает 31-й автобус и доставляет меня до Купчино. «Вот и помогли мне силы небесные. А Лазарев как обещал мне помочь копейками, так и… пропал» – с этими словами я падаю на подушку в уже наступивший для меня день возраста Христа.
Семинар на Чайковского
В помещении бывшего мебельного салона на улице Чайковского летом проходил двухдневный семинар. Старинные фасады домов на Фурштатской и Чайковского в тени деревьев от слабого дуновения ветерка бликовали солнечными просветами, и оттого словно оживали. Как известно, Лазарев пытался вложиться в бизнес по продаже мебели, но быстро прогорел.
Зато авторская вещательная деятельность, теперь уже полностью перешедшая под контроль супруги, процветала, обретая признаки комфорта для клиентов: чай, соки, печенье на столике, продолжительные перерывы для слушателей лекций – Марсовна заворачивала продукцию
Ознакомительная версия. Доступно 4 страниц из 18
