что не в праве просить тебя, но больше некого.
Помоги мне Кать, не откажи деду, помоги ты мне в дом престарелых оформиться. Идти мне некуда, а там люди, жить наверное можно.
— Виктор Николаевич, вы ведь говорили у вас квартира вроде как есть, пенсия, почему вы решили в дом престарелых? Вдруг ещё сын ваш найдётся.
— Я думаю, что квартира скорее всего была, а не есть. Оксанка наверняка меня облапошила, та своего не упустит, да и не хочу я никому мешать. Одному ведь быть-это всегда плохо. Я уже старый, поплохеть может, помру и найдут только по запаху. А там ведь тоже люди, не звери. А Пашка…Я уже и не надеюсь его увидеть. Я не всегда был хорошим отцом ему, но он бы не бросил меня, будь он жив и здоров.
Мужчина тыльной стороной ладони смахнул слёзы.
— Ну, я вам так скажу Виктор Николаевич, всегда нужно верить и надеяться на лучшее. Кто знает, вдруг он ещё вернётся.
— Дай ты бог Катюша, дай ты бог. Мы же с ним знаешь, вдвоём остались, его мать, моя бывшая жена, ушла к другому, в поисках лучшей жизни, а он со мной остался. Он уже взрослый был, мать не осуждал и слова при мне плохо о ней никогда не сказал. А я был так зол на неё. Замкнула в себе, молчал месяцами и из комнаты своей нос не казал. Пашке тоже не легко было, это я понял уже позже. Понять то понял, а парня потерял. Пашку в тюрьму посадили, за убийство. Ему дали десять лет. После того, как озвучили приговор в зале суда, у меня как-будто прозрение случилось. Взялся за голову, и понял как страшно моему мальчику, что он остался один на один в такой тяжёлой ситуации. Я знал, что он никогда бы пошёл на такое. Я не верил в то, что это мой Пашка совершил. Из положенных десяти лет, он отсидел четыре года, а потом его оправдали. Нашли настоящего убийцу. Все бы ничего, но Пашка вышел оттуда совсем другим человеком. Он стал замкнутым, молчаливым, потом на Оксанке женился незнамо зачем, по ней ведь сразу было видно, что сучка она, прости меня господи
Ладно хоть друзья его не бросали. Они вон с детства вместе. Они открыли вместе свою фирму, как это правильно сказать охранное предприятие. И дела у них хорошо шли.
Пашка ведь разводиться хотел с Оксанкой, а оно видишь как все получилось.
Бедный мой сынок.
Так. Стоп. Приехали. Павел оказывается ещё и сидел, неожиданно. К тому же за убийство. А я его в дом пустила. Понятное дело, любой родитель ребёнка своего будет оправдывать, будь он хоть трижды виноват, но я то откуда могу правду знать.
Что ж с тобой произошло такого раз ты ото всех прячешься, и даже родному отцу на глаза не показался. Одни вопросы.
Рабочие сутки прошли спокойно и на удивление быстро. Да что сутки, когда месяц пролетел незаметно. Через неделю уже июнь. За всей суетой я не заметила, ни как снег сошёл, ни как деревья распустились. Да и тепло стало совсем недавно.
Уже совсем рано рассветало и поздно темнело. Жизнь вроде как не стоит на месте, все меняется, вокруг. А я ощущаю себя странно. Как будто для меня не наступила тёплая весна, и я все ещё в холодном и грязном апреле. Во мне что-то изменилось. Я чувствовала себя одиноко, и в душе как и в жизни нет красок, все серо. И не единого намёка на какой-либо просвет. Как бы я не настраивала себя на лучшее.
Я решила, что не хочу сидеть дома, захотелось купить тортик и сходить в гости к той самой Ирине Ивановне, которая оперировала Виктора Николаевича.
Так я и поступила, и ближе к обеду я уже стояла у неё на пороге. Судя по выражению лица Ирины Ивановны, я сумела ее удивить своим визитом.
— Добрый день Ирина Ивановна, а я к вам, пустите?!
— Проходи, раз пришла.
Переобувшись в тапочки я пошла на кухню в след за женщиной.
— Ну, рассказывай, что на этот раз тебя ко мне привело?
— А что рассказывать, пришла вам спасибо сказать, за Виктора Николаевича, знаю, что деньги не возьмёте, вот торт купила.
— Садись за стол, будем чай пить. Тебе повезло, что ты меня дома застала, я сейчас почти все время на даче.
— Дача это хорошо, а вы одна живете?
— Одна, сын с женой и детьми в Питере живет. Приезжают редко, внуков только на фотографиях и вижу, а с мужем мы не общаемся уже много лет.
— Спасибо вам Ирина Ивановна за то, что помогли, я хотела к вам приехать уже давно, да все не получалось. То одно, то другое.
— Ну а болезный то как? Оклемался?
— Да, скоро уже выпишут.
— Ну и славно. А что так не радостно об этом говоришь? Привыкла уже небось к деду.
— Привыкла, но самое главное, что теперь он здоров.
— А ты так и работаешь санитаркой?
— Да, а что остаётся?!Я и этому рада.
— Ну и чему тут радоваться? Ты ж образованная, специалист с дипломом, а в этой больничке бесперспективняк. Тебе дорогуша нужно дальше двигаться, а полы, и без тебя найдётся кому мыть.
— Как-будто это от меня зависит, сказали, что штат набран, значит набран, не по головам же мне идти.
— А по тебе и видно, что ты тютя-матютя, без обид только. Я всегда все прямо говорю. Не люблю я знаешь ли юлить.
Пришла называется тортика покушать, ещё и обхаяли. Слова Ирины Ивановны обижали, но она была права.
— Памяни Катя, мое слово, если так и будешь сопли жевать и ждать когда наконец что-то изменится, но ничего для этого делать не будешь, жизнь пройдет, и поверь мне, мимо тебя. А свой диплом потом только что и сможешь, что под ножку стола подложить, чтобы не шатался.
Ирина Ивановна говорила мне правильные вещи, в своей манере конечно, но она права.
Если я сама не начну меняться и что-то менять, то так и буду мыть полы. Нужно двигаться дальше и менять жизнь да и себя тоже. А я все барахтаюсь на одном месте, и жду видимо чуда. А чудес не бывает, это уж точно.
Мы с Ириной Ивановной ещё немного поболтали и я отчалила домой.
Дома я решила заняться уборкой, приготовить что-нибудь вкусненькое, продуктов то полный холодильник.
Дома пахло цветами, мне показалось это странным,
