но все же ей требовался свежий воздух.
— Дай ей пирога, да молока, — сказала я. — Пусть пока людей нет, разомнется, по дому прогуляется.
— Нам бы ее расспросить, — заметила Павловна, — кто ее нагрузить изволил. И зачем топиться бежала.
История оказалась одновременно простая и страшная в своей нынешней обыденности. Крепостничество, что тут скажешь…
По рассказам Ариши, обрюхатил ее кто-то из дворовых: кто именно, она впотьмах и не разглядела. Пошла в погреб за кислой капустой, а он там и подкараулил. Кричать и жаловаться девушка не решилась, да и не заступился бы никто. Понадеялась, что Бог милует.
Увы. Когда стало понятно, что дворовая девка в тягости, ее оправданий тем более никто слушать не стал. Многие баре в сию пору довольно строго блюли за нравственностью «подлянок». И жестоко наказывали за блуд. А жениться и замуж выходить не разрешали. Потому как все время дворовых должно принадлежать господам. Нечего своей семьей жить, свое хозяйство иметь!
Так было не везде, конечно. Где-то помещики обходились без строгостей, разрешали свадьбы и даже отпускали на месячину — то есть, выдавали дворовым припас на месяц, позволяли держать на барском скотном дворе свою корову, управляться хоть малюсеньким, но своим хозяйством.
Но не такова оказалась молодая барыня в поместье Ивана Платоныча Уварова, моего дяди. Все вольности с месячиной она разом пресекла, а беременных дворовых девок преследовала нещадно. При том, что и мужской прислуге своя семья отныне не светила, здоровые молодые мужики скоро начали превращаться в бессовестных стоялых жеребцов, каким лишь бы кому, а что потом — не важно. Тем более, лакею, пойманному на блуде что? Ну на колени у барского стола поставят и заставят поклоны бить отсюда и до обеда. Ну на конюшне выпорют. Да и все.
А вот согрешившую подлянку изведут гораздо качественнее. Первым делом опозорят на всю округу. А дальше — на усмотрение господ. Молодая барыня Уварова, например, повадилась таких девчонок отдавать в жены в самую дальнюю деревню, тамошнему кривому пастуху. Здоровенный вечно сполупьяна мужик уморил уже трех или даже четырех женок. Потому как колотил нещадно и работой нагружал без меры. Кто из провинившихся девок дите не скинул сразу, те родили, и теперь их детки сиротками-приемками при том же пастухе росли, вечно избитые и голодные.
— Лучше в реку брошусь, чем к Ваньке-кривому в жены, — закончила свой рассказ Ариша и на всякий случай заплакала, утирая слезы углом повязанного по самые брови платка. — Мне девки рассказывали, он и поленом прибить горазд, и с топором за женой по деревне гоняется. Если помирать — так сразу, не мучиться.
— Грех-то какой, — вздохнула Павловна и погладила девчонку по плечу. — И думать не смей! Барышня наша что-нибудь про тебя да придумает, будь в надежде. Эх ты, горемыка…
— Придумаю, — пообещала я. — А пока идите, нянюшка, обратно в каморку. Пока никто нашу тайну не увидел. А я на завтра план составлю. Работы поутру у нас будет полный кузовок и еще больше. У меня задумок много.
Глава 15
Проснулась я почти затемно, умылась и принялась за многочисленные и неотложные дела. Одним из них, правда, запланированным на вечер, станет расселение каморки. Для Ариши уже нашелся чуланчик, его надо обустроить, проверить вентиляцию и перевести туда. Придется посвятить в тайну Алексейку — что делать. Бедная девчонка вздыхала и всхлипывала во сне. Ей не спалось, да и мне за компанию.
Кстати, насчет воздуха. Оказалось, что причиной горелого запаха в барских апартаментах были не только плохо закрытые печные вьюшки. Едва старая барыня померла, в кабинете барина, используемого, как контору, случился пожар. Вовремя обнаружили и потушили, но все бухгалтерские тетради сгорели.
— Кое-кто побаивался, — с усмешкой, но тихо сказал Алексейка, — что вместо наследницы приказчик от Ивана Платоныча пожалует, делать отчет барину, сколько зерна и кож было продано и по какой цене.
Я тоже понимающе усмехнулась. Сейчас для меня важно, что в усадьбе осталось. Но о сгоревшем прошлом, быть может, разговор еще зайдет.
Пока же завтрак подавал Алексейка. Он починил разболтанную кофемолку и смолол прожаренный кофе. И то и другое мы нашли в секретной кладовке. Кофе получился так себе, пережгли. Ругаться не стала — сама виновата. Объяснять надо лучше. Впрочем, и хуже пивала.
Основным блюдом завтрака стала ячневая каша. Ее сварили в большой кастрюле для всех — и для меня, и для дворни. Вряд ли две кухонные бабы оценят такой демократический жест, но безопасность — важней. Кухарки постарались, каша вышла крутой и почти без песка.
Варить ее было проще, чем обычно, так как одна из моих чудо-ламп с вечера горела на кухонном поставце. Это удивило персонал не меньше, чем общая каша — дворня привыкла, что самое лучшее находится в барских покоях. Я кратко объяснила: пока барыня спит, ей лампа не нужна, зато тем, кто кашеварит до зари она необходима, чтобы лучше работать.
— Мы и не знали, сколько, оказывается, тараканов на кухне водится, — восторженно сказал перед завтраком Алексейка. И умолк, не уверенный, что это открытие из мира шестиногих обрадует госпожу. Я усмехнулась — надо и с тараканами разобраться. Но позже.
Пока же следовало допить кофе… нет, даже лучше взять чашку и отправиться на крыльцо, встречать рабочую силу, собранную Селифаном.
Хм… Шесть мужиков — более-менее ладны и даже на ногах стоят после вчерашнего праздника. Дедок… ну, может диагноз «артрит второй степени» поставлен мной поспешно. А вот с восьмым членом бригады, парнишкой лет десяти, все ясно. Это уж точно не фитнесс-вундеркинд, его и тремя поленьями нагрузить грех.
— Позвать Селифана! — коротко скомандовала я.
Исполнять кинулся мальчонка-заморыш. Староста, конечно же, отирался где-то неподалеку и явился почти сразу.
— Здрасте, ЭмМарковна, — полу-развязно, полу-почтительно начал он, но ему не дали развернуть речь.
— Помнишь, что я вчера говорила, Селифан Васильич? — начала я задушевно-зловещим тоном. — Помнишь, помнишь, не дурак. Так вот, парнишка… Как зовут его кстати?
— Дениска. Приемыш он мой, нахлебник, и вообще-то…, — начал староста, но я перебила:
— Дениска будет среди мужиков ходить, опыта набираться. А ты — на работу вставай, как я вчерась обещала.
Староста ощерился, что-то шепнул мальчонке и тот помчался еще быстрей, чем когда велела я. Селифан бубнил о том, что «нахлебник» любую работу выполнять горазд, но я
