Ведьмаку Крюкову только это и нужно было, что оборотни обозлились, начали нервничать и растеряли за время «оборота» часть своей силы.
Настал черед выступать старшему брату Сысою. Тот вышел на поляну из лесной чащобы с обнаженным мечом в правой руке, с факелом в левой. Отец учил его бою с оборотнями с детства. Он наизусть помнил отцовские наставления и хитрости, и готовился применить их в деле.
— Ну держитесь, вервольфы! У меня к вам серьезный подкат, — прохрипел Сысой сквозь зубы, двинувшись на стаю. — Давно пора выяснить отношения в хорошей трепке…
Глава 10
Оконное стекло сначала пошло трещинами от тяжелого удара, потом, разбившись, словно тонкий лед на реке, с пронзительным звоном осыпалось на пол. Вместе с ночным холодом и шумом драки в комнату, через пробитую в окне брешь, залез мужик. Маша, вскрикнув, натянула на себя одеяло, потому что, сидя на постели, больше нечем было прикрыться от сказочного ужаса.
— Не бойся, это я, — приглушенно зашептал Антоний, выпрямившись. — Говорил же, вытащу тебя отсюда… Я слов на ветер не бросаю…
Антония Маша едва признала, настолько сильно он изменился со дня их последней встречи в доме Наины: обросший, с впавшими глазами, и главное, совершенно оправившийся от ран. Он направился прямо к ней, с настоящим мечом ведьмака, — выточенная из кости рукоять вызывающе торчала из-за спины. Такие мечи Маша видела в книгах про ведьмаков. Для полной экипировки Антонию не хватало длинных седых волос, заплетенных в косички, и лат.
— Чего смотришь? Вставай и пошли, пока волки не очухались! Мои братья треплют их здорово! — ведьмак, подойдя, протянул Маше руку в кожаной митенке. — Хватит глазами моргать. Времени нет. Ты идешь?
— В доме его жены, они меня не выпустят, но я хочу выбраться отсюда! — Маша робко откинула одеяло и неуверенно опустила босые ноги на дубовый пол. Она подала Антонию руку и встала, на лице ее отразились надежда и страх. — Ты отпустишь меня к отцу? Дай слово, что отпустишь, и больше я не увижу этого…
— Посмотрим, — буркнул Антоний, потянув девушку к себе. Та, ахнув, прижалась к его груди и доверчиво заглянула в его темные глаза. — Придется лезть в окно и бежать в чем есть без оглядки… Забыл тебе сказать в тот раз: я люблю тебя…
В эту минуту дверь распахнулась, и в комнату вошла встревоженная Зара, от ее гордости и достоинства первой жены Радона мало что осталось. Женщина была напугана нападением ведьмаков, а, увидев одного из них в доме, совсем растерялась, схватилась за голову и убежала звать на помощь домочадцев. Антоний понял, медлить нельзя, и утянул Ману за собой, к разбитому окну, подсадив девушку на подоконник, он подтолкнул ее в бушующую звуками и тревогой ночь. Маша бесстрашно спрыгнула на землю и засеменила по ней, чувствуя, как к ногам липнет листва и еловые иголки. За ней, спешным, но твердым шагом шел Антоний.
Бой шел неподалеку от них, были слышны рыки, звон мечей и разъяренное дыхание соперников. Куда бежать знал только Антоний, он взял Машу за руку и потащил через полный теней двор к забору, за которым стоял отцовский джип. Беглецы не успели добежать до забора, им наперерез бросился седой волк, в котором Маша не сразу узнала Радона. Зверь развернулся к ним мордой и, расставив лапы, оскалился, показывая огромные клыки.
Маша серой мышкой спряталась за спину Антония. Тот весь напрягся, готовясь встретить напор врага. Волк сделал к ним пару шагов, расшатанных и усталых, что говорило о тяжести происходящего на поле боя. Немного помедлив, оборотень кинулся на землю, ударился, сделал кувырок, и на ноги, шумно дыша, уже встал человек.
— Вот значит ты какой, Антоний, — прохрипел Радон, разглядывая ведьмака в темноте, начинающей рассеиваться перед восходом солнца. — Недолго пришлось тебя ждать, сам в руки приплыл! Отпусти девушку, она принадлежит мне!
— А вот тебе не надо! — Ведьмак, вскинув левую руку, показал оборотню средний палец, будто отвечал какому-нибудь сельскому босяку. — Девушка тебя не хочет, раз со мной сбежать решилась… Не подумал об этот?
— Послушай, парень, я шучу редко, тем более с врагами, — ответил Радон, складывая на широкой груди крепкие руки, недавно бывшие волчьими лапами. — Девушка сама не знает, чего хочет, она еще очень молодая, чтобы кого-то хотеть и знать об этом. Не думаешь ли ты, что она хочет тебя? По-моему, твоя спесь полукровки льет через края твоей темной душонки! Я убью тебя, как убил несколько минут назад твоего брата…
— Ты бредишь, старая собака! — Закричал Антоний, быстро заводя правую руку за спину, желая дотянуться до рукоятки меча. — Никогда такого не было, чтобы оборотни Крюковых убивали. У вас мочи не хватит на это…
— Гради и виждь, — руки Радон развел почти театрально и посмотрел на Машу, выглянувшую из-за плеча Антония. — Так ведь говорится, Маша, в вашем завете, когда кто-то во что-то упорно не верит? Лучшее основание веры зрение…
Антоний медлил сходить с места, но уже чувствовал, что оборотень не врет: один из его братьев погиб от зубов и когтей врага. Чего и впрямь не случалось до сегодняшнего дня. Рука Антония так и не схватила меч, вместо оружия он взял за руку Машу, и словно маленькую девчушку, потащил за собой, сам не зная куда. Радон ожившей глыбой двинулся за ними. Все трое вышли на поляну, где совсем недавно кипел бой.
Изрядно потрепанные волки кружили в разорванной утренним туманом тьме, ища успокоение своим нервам и инстинктам. Некоторые из их собратьев лежали на поляне громадными тушами, пав замертво в ночном бою. Здесь же, шумящей траве лежал с раскинутыми руками труп ведьмака, кого именно из братьев не стало, Антоний еще не разглядел.
С громким воплем он опустился перед мертвецом, с болью заглядывая в его лицо, опрокинутое к светлевшему небу. Отец не видит этого, и хорошо, что не видит. Оборотни растерзали его среднего сына. Степан — провинциальный криминальный авторитет, за ним вечно гонялась полиция, искали, копали под его бизнес, но он ловко подделывался под владельца скандального ночного клуба.
— Проклятье! Это ты виноват в смерти Степана! — гремел над Антонием тяжелый голос Сысоя. — Я приказал тебе ждать знака, а не лезть за девкой! Ты потерял вместе с разумом и совестью брата и святой огонь! И все из-за этой девки!
Каждое слово камнем сваливалось на плечи младшего Крюкова, и давило на него, заставляя ниже опускать голову, до самой земли, пропитанной кровью брата. Сысой поднял меч погибшего Степана и занес его над Антонием.
— Верно мыслишь, — поддержал ведьмака оборотень. — Снеси башку полукровке и заживем спокойно, без этого профанского базара. Давай, если твоя рука дрогнет, это сделаю я!
Сысой поднял меч выше, собираясь с духом и ища точную позицию для удара. Антоний плакал над средним братом, тихо и горько, признавая своим молчанием правоту Сысоя, — он, полукровка, потерял разум и должен умереть для общего блага.
— Нет, не убивайте его! Этот ведьмак сам виноват, он похитил меня, зная, кто я, зная, что я не соглашусь стать ведьмой! Антоний не виноват, — раздался во взволнованной ветром тишине тревожный голос Маши, смело кинувшейся на Сысоя — Не надо, я прошу вас…
