Поздний плиоцен – ранний плейстоцен, 3–2 млн л. н… и немножко позже
Маленькое замечание…
Как и в предыдущих главах, рамки этой не привязаны строго к стратиграфической шкале. Поздний плиоцен начался 3,6 и кончился 2,6 млн л. н., а ранний плейстоцен закончился около 780 тыс. л. н. Но именно от 3 до 2 млн л. н. происходило самое интересное в нашей истории – превращение австралопитеков в людей. В более же поздние времена судьбы человеческого рода уже минимально зависели от павианов, свиней, кошек и гиен, так что эта новейшая история остаётся за рамками нашего повествования.
Около трёх миллионов лет назад началась совсем новая эпоха. Продолжающееся похолодание и осушение в очередной раз преобразило ландшафты и фауны. Ко времени 2,7–2,5 млн л. н. в Северном полушарии началось оледенение, а в Африке – резкое осушение климата. Заросли буша сменились открытыми пространствами саванн почти современного типа. Неспроста граница плиоцена и плейстоцена проведена 2,58 млн л. н. Показательно также, что около двух миллионов лет назад или чуть позже вымирает большинство африканских бегемотов.
Череп Australopithecus garhi
В последующем всё становилось только хуже: 1,9–1,7 млн л. н. установилась зональная циркуляция Уокера, что в Африке привело к очередному отступанию остатков лесов и рекордному распространению саванн: ландшафты, покрытые деревьями более чем наполовину, практически исчезли, а в большинстве мест леса занимали менее 10 % площади. Конечно, в разных областях эти события происходили не одновременно: в долине Омо леса сохранялись дольше, чем в области Туркана, а в долине реки Аваш лесов не было весь плейстоцен.
Грацильные австралопитеки, какими бы саванными жителями они нам не представлялись, не смогли приспособиться к таким изменениям; всё же древесное прошлое и привязанность к лесной пище довлело над ними весь плиоцен. В промежутке между 3 и 2,5 миллиона лет назад ветвистый филогенетический куст грацильных австралопитеков чахнет на глазах. Остаются лишь Australopithecus garhi (2,5 млн л. н.) и A. sediba (2 млн л. н.), причём оба известны из единичных местонахождений по единичным экземплярам.
Не добавляло радости и окружение: гигантские гелады, в меньшей степени свиньи и гиены оказались слишком крутыми конкурентами – они стали одной из главных причин исчезновения многочисленных видов грацильных австралопитеков. Гоминиды решили проблему двумя принципиально разными способами.
Paranthropus
Одна линия – массивных австралопитеков Paranthropus – стала опережающими темпами приспосабливаться к питанию волокнистой малопитательной растительной пищей типа осоки, корневищ и клубней, то есть такой, на которую даже среди копытных находилось мало желающих. Уже самый ранний восточноафриканский вид P. aethiopicus (2,7–2,3 млн л. н.) имел гипертрофированные челюсти, огромные гребни на черепном своде для жевательной мускулатуры, уменьшенные резцы с клыками и увеличенные премоляры с молярами, то есть выраженную заклыковую мегадонтию. У более позднего южноафриканского P. robustus (1,5–2,0 млн л. н.; возможно, возникшего независимо из южноафриканского же Australopithecus africanus; не исключено также, что в Южной Африке существовало два вида парантропов) жевательные зубы ещё подросли, а у восточноафриканского P. boisei (2,52–1,1 млн л. н.) зубищи стали настолько огромными, что первый обнаруженный череп был прозван «Щелкунчиком». В смысле заклыковой мегадонтии парантропы шли строго в ногу со временем: в это время молотилками для травы и зерна обзаводились все прогрессивные жители африканских саванн. Не случайно парантропы оказались чрезвычайно успешной группой: число местонахождений с их останками больше, чем мест обнаружения всех других видов австралопитеков, вместе взятых, а по числу находок парантропы обгоняют синхронных «ранних Homo» в несколько раз. Несмотря на следование пищевым трендам, массивные австралопитеки, судя по всему, старались держаться зарослей по берегам озёр и рек и по-прежнему неплохо лазали по деревьям. Вероятно, это и стало в итоге причиной их вымирания: с окончательным исчезновением привычных биотопов столь, казалось бы, успешная группа затухла.
Любопытно, что в двух южноафриканских пещерах – Дримолен и Кромдраай – найдены костяные обломки с характерной изношенностью. Экспериментальным путём установлено, что подобные следы получаются при расковыривании костяшками термитников. В обеих пещерах среди останков гоминид абсолютно преобладают кости парантропов. В принципе, вскрыванием термитников могли заниматься и «ранние Homo», но с большой вероятностью и массивные австралопитеки любили полакомиться насекомыми. А что? Термитник – это же отличная консерва с несколькими килограммами белка внутри, только сделанная фактически из бетона, надо лишь уметь её раскурочить. Если у некоторых животных – трубкозубов, панголинов, муравьедов – открывашки встроены от природы, то гоминидам приходилось изгаляться и напрягать интеллект. Поучительно в этой ситуации то, что, даже будучи крайними вегетарианцами, парантропы, видимо, не упускали случая поесть «мясца», хотя бы даже и термитьего.
Вторая линия гоминид – «ранние Homo» – пошла другим путём, каким до сих пор никакие приматы не хаживали. В это время гигантские павианы создали невыносимую конкуренцию в экологической нише собирателей открытой саванны, свиньи, задолбанные в прежние эпохи гиенами, окончательно потеряли падальщические адаптации и перешли на траву, гигантские копытные массово исчезали, вслед за чем пропадали гигантские же хищники и падальщики, а современные виды хищников ещё окончательно не застолбили все возможности. И вот совокупность всех этих факторов на короткий момент чуточку временно подосвободила нишу мелких и среднеразмерных плотоядных. И наши предки не замедлили воспользоваться своим шансом: они перешли на всеядность, не оставив растительную часть меню, стали частично падальщиками, частично хищниками. При этом каких-то преадаптаций к плотоядности у них не было, так что им пришлось нелегко. Тут-то и пригодились натренированные прежними эволюционными испытаниями мозги и свободные уже несколько миллионов лет руки. Наши предки смогли отлично кооперироваться для охоты и отнимания добычи у других хищников, а отсутствие острых зубов и когтей компенсировали камнями. Самые древние чопперы – примитивнейшие орудия труда, сделанные всего несколькими ударами камня о камень – найдены в эфиопских местонахождениях Леди-Герару и Гона с возрастом 2,6 млн л. н., но очень быстро технология распространилась по всей Африке от берегов Средиземного моря до южной оконечности материка и даже вышла за пределы континента. С этого же момента обнаруживаются и кости животных со следами орудий, причём, судя по этим отметинам и их сочетанию с отпечатками зубов разных плотоядных, люди могли и ловить добычу самостоятельно, и отбирать у хищников, и довольствоваться падалью.