Глава 4
При виде Оливии он вопросительно поднял брови Правда, по его глазам она ничего не смогла прочесть.
– Я хотела извиниться перед вами, – начала она, стараясь говорить ровным голосом. – Несколько минут назад Лань Куй застала меня врасплох, и я ответила ей не слишком вежливо. И чересчур поспешно. Заявила, что вы даже не друг мне… Поверьте, я вовсе не это имела в виду. Пыталась объяснить, что мы совсем недавно познакомились. Что…
Выведенная из равновесия его близостью, она не могла найти нужных слов.
– Я все понял, – перебил он, положив конец ее сбивчивой речи. Его доброта с новой силой поразила ее.
Глядя на него, она забыла, что перед ней распутник и волокита. Сейчас она знала одно: в его присутствии у нее возникало ощущение полной безопасности.
Сначала ей показалось, что он хочет сказать еще что-то. Что-то очень важное. Но он лишь сообщил, что солнце взойдет в течение часа.
–Да, – кивнула Оливия. Ей больше не хотелось держаться от него на расстоянии. Ее гнев и ярость уже утихали. Может, она не так поняла его поступки?
Ей очень хотелось признаться ему во всем. Но слова не шли с языка. При воспоминании о его объятиях она вспыхнула. Синклер ничего не должен знать, иначе сочтет ее бесстыдной развратницей. Она совершенно напрасно решила, что в его объятиях испытала нежность и страсть. Синклер просто старался ей помочь и держал, пока она не отдышалась, желая увериться, что с ней все в порядке. Наверное, сделал бы то же самое для тети или леди Гленкарти. И чисто случайно прижался губами к ее волосам.
Он грустно усмехнулся, и неясное сожаление охватило Оливию. Если быть честной с собой до конца…
В этот момент она с болезненной ясностью осознала: ей хотелось, чтобы он обнял ее в порыве страсти!
Оливия поспешно отвернулась, сгорая от стыда и смущения.
Она помолвлена с Филиппом и, сама того не подозревая, влюбилась в Льюиса Синклера! В женатого человека, о чьем существовании она не подозревала еще сорок восемь часов назад.
Оливия подождала, пока Лань Куй поравняется с ней, и женщины пошли рядом.
Как все это случилось? Как могла она, Оливия Харленд, благоразумная и рассудительная, позволить себе так безрассудно поддаться чарам едва знакомого человека?
Оливия прижала ладонь к пылающему лбу, и тетка, заметив это, немедленно взволновалась:
– Тебе плохо, Оливия?
Оливия изобразила ободряющую улыбку:
– Нет, тетя Летиция, Пожалуйста, не беспокойтесь. Скоро мы будем в Пекине.
Пекин…
Голова разболелась еще сильнее. В Пекине она встретит Филиппа. Хватит ли у нее решимости выйти за него? Ее чувства к нему не изменились. Она по-прежнему считала его самым красивым, самым обаятельным мужчиной из всех своих знакомых. Но он, его улыбки и нежные слова не пробуждали в ней того лихорадочного желания, как один лишь взгляд Льюиса.
Поднявшееся солнце озарило равнину золотистым светом. Вдали в рассветном мареве темнели массивные зубчатые стены Пекина. Леди Гленкарти расправила плечи и убрала неряшливые пряди седеющих волос в некое подобие прически. Летиция Харленд подавила вздох облегчения и поклялась никогда, никогда больше не покидать столь безопасного убежища, каким ей представлялось британское посольство. Сэр Уильям старался не думать о ноющем теле и стоически продолжал шагать вперед. Пройдет не менее двух часов, прежде чем они окажутся у ворот города. Два часа… а «боксеры» могут напасть в любой момент.
Оливия крепче прижала к груди малыша Лань Куй Мысли ее находились в таком смятении, что она даже не обрадовалась при виде стен Пекина.
Когда путешествие окончится, Льюис Синклер распростится с ними и Оливия больше никогда его не увидит. Возможно, тогда, освободившись от его присутствия, она сумеет возобновить прежние отношения с Филиппом.
Ее охватил холодный озноб. Даже в разлуке Оливия не перестанет думать о нем. Гадать, где он сейчас и что делает. Но разве можно выйти за одного человека и мечтать о другом?
Малыш оттягивал правую руку, и она переложила его на левую. Всего несколько часов назад жизнь казалась такой простой и счастливой! Теперь же напоминает эту дорогу – неровную, в ухабах и выбоинах… Как плохо, что ей не с кем поговорить по душам. Но тетка, услышав правду о её чувствах, будет потрясена до глубины души.
Вот если бы мама была жива! Может, она смогла бы посоветовать, что теперь делать. Проблемы, ожидающие Оливию в Пекине, не решит никто, кроме нее самой.
За спиной раздался отчаянный вопль, и Оливия повернулась, почти ожидая увидеть надвигающихся на них мужчин с красными повязками, но заметила чумазую, растрепанную девушку, склонившуюся над бездыханным стариком. Оливия рванулась в ту сторону. Но ребенок был так тяжел, что она едва не потеряла сознание.
Крестьяне, спешившие мимо, не обращали внимания на трагическую сцену. Опустившись на колени рядом с упавшим, Оливия взглянула на знакомый березовый посох и узнала старого китайца, с которым разговаривал Льюис, прежде чем их компания свернула на большую дорогу.
Льюис тоже оказался рядом, еще раньше, чем она, и тоже опустился на колени. Девушка, рыдая, ломала руки. Льюис приподнял морщинистое веко, прижал ухо к груди старика и сдержанно приказал:
– В моей седельной сумке есть кожаный футляр. Принесите поскорее.
Оливия послушно поднялась, поудобнее взяла ребенка и едва не упала от усталости.
– Отдайте ребенка Лань Куй, – посоветовал Синклер, в глазах которого плескалось сочувствие, неизвестно только – к ней или к старику. – Она уже успела передохнуть.
Оливия протянула младенца матери, оставляя без внимания паническое кудахтанье тетки, возмущенной тем, что доктор Синклер снова задерживает их без особой нужды.
Подбежав к Льюису, Оливия увидела, как он приподнял голову старика. Дыхание ее перехватило. Никого из окружавшей их толпы – ни соотечественников старика, ни тетку, ни леди Глевдсарти – не волновало, жив он или умер. Никого, кроме Льюиса Синклера. Недаром сестра Анжелика утверждала, что он человек добрый и благородный. Наблюдая, как Синклер открывает футляр и берет из него пузырек, Оливия поняла, что имела в виду монахиня. После женитьбы на китаянке двери светских гостиных были закрыты для него, однако многих мужчин, имеющих китайских содержанок, которых обычно селили в отдаленных кварталах города, любезно принимали в домах европейцев. Это их следовало бы осуждать! Не доктора Синклера.
Льюис поднес пузырек к посиневшим губам старика. Веки больного дрогнули.
– Что это? – с любопытством спросила Оливия.
– Настойка наперстянки. Сердечный стимулятор.
– Это спасет его?
– Нет, – покачал головой Льюис, – но поможет добраться до Пекина и умереть с достоинством. Если он скончается здесь, тело будет брошено на растерзание стервятникам. Китайцы придают огромное значение посмертным церемониям.
