— Сначала посмотрим, была ли ты одна.
Я сначала не поняла, о чём он, потом до меня дошло.
— Да чтоб тебя! — я ударила его по плечу, только руку себе отбила.
От обиды и злости из глаз брызнули слезы. Я ещё не отошла от картинки на крыше. Та сволочь тоже так же тыкалась пальцами в чужую промежность. Я бы ему руки оторвала.
Меня держали крепко, и все трепыхания, которые и так были бесполезны, прекратились, когда глубоко внутри оказались длинные гибкие пальцы.
Было неприятно, но не больно. Он вытащил их, принюхался и лизнул.
— Моя, — хищная улыбка озарила лицо. — Уже можно.
Потолок опрокинулся внезапно. Я лежала на кровати животом вниз. Только дёрнулась, но меня припечатали всем телом. Горячим, твёрдым, восхитительным. Чуть не застонала от приятных ощущений. Крепко вцепилась зубами в ребро ладони.
Тёплые упругие губы стали покрывать плечи, спину лёгкими поцелуями. Поясницу и бока гладили шершавыми ладонями, слегка проходя ногтями по чувствительной коже. Я стала таять от невероятных ощущений. Хотелось прогибаться и подставляться под эти губы и под эти руки.
От укуса в загривок я дёрнулась. Точно зверь. Метит. Резкий хлопок по ягодице обжёг нежную кожу. Я застонала.
— Отлично, — раздался хриплый голос.
— Не смей, — попыталась развернуться, но мне не позволили.
Несколько ударов — и мои ягодицы горели огнём, а промежность увлажнилась. Никогда не замечала за собой мазохистских наклонностей.
Влажный язык, что стал лизать кожу, показался прохладным.
— Сладкая.
Подтянули за поясницу — и моя попа оттопырилась. Новая попытка удрать была пресечена довольно грубо. Широкая ладонь ткнула голову в подушку.
— Не смей уворачиваться, — прозвучала угроза. Я хотела возмутиться произволом, но чуть не застонала от сладостной молнии, прошившей тело.
Лицо мужа ткнулось в промежность.
Широко лизнув языком нежные лепестки, острые зубы прикусили горошину удовольствия. Затем его накрыли горячие губы и стали посасывать, играя языком. За бёдра крепко держали, чтобы не улизнула.
Всей моей силы воли не хватало удержать тело на месте. Оно двигалось независимо от моего желания. Неутомимый язык трахал, лизал, лёгкими трепыханиями проходился по болезненно ноющим лепесткам и пульсирующему клитору, периодически проникая в глубоко в лоно.
Низ живота ныл от томления и желания освободиться.
Я давно перестала контролировать стоны.
Казалось, вот-вот — и мой мир взорвется фейерверком, но всё внезапно прекратилось. И я зарычала, утыкаясь лицом в постель.
— Ты издеваешься? — повернула голову, чтобы посмотреть в наглые глаза.
Горящий взгляд мужчины прошёлся холодком по спине.
— Я просто боюсь тебя поранить, — глухо выдал он. — Не сдержаться.
Да уж. До чего я его довела. Мужчина уже месяц без секса. А расслабляться здесь больше нечем.
— Я не стеклянная. Не разобьюсь. Иди ко мне, — повернувшись, протянула руки и развела ноги.
Только успела пискнуть, как лоно пронзили словно копьём. Хорошо, что он меня подготовил и я была расслаблена. Совсем тормоза отпустил.
Мужчина глухо застонал. Его тело мелко дрожало. А член, кажется, ещё больше увеличился внутри меня.
— Пожалуйста, — попросила я.
Годвин всем телом навалился на меня, будучи глубоко во мне, и уткнулся в сгиб шеи. Глухое рычание вибрацией отдалось по телу.
— Больше не могу терпеть. Ты напросилась.
Он вышел из лона почти полностью и толкнулся с силой до упора. Стенки влагалища плотно обступали стальной член.
— Как же в тебе узко и как восхитительно. Прости, но я не могу сдерживаться.
— Годвин, трахни ты меня, наконец. Или я тебя сама изнасилую, — вырвалось у меня.
Хищный оскал и новый выпад. Больно. Но незначительно. И она была сладостной для меня.
Годвин оказался выносливым. У меня уже дрожали ноги и всё тело покрылось испариной, когда, поменяв позу уже в третий раз, он бурно кончил мне на живот. Мужчина откатился и лёг рядом, шумно дыша. Его крупное тело мелко подрагивало.
— Мелинда!?
— Хм?
Отвечать ему не было сил. И о чём можно говорить после такого марафона?
— Так можно было и раньше?
— Ты о чём?
— Забудь. Отдыхай.
Одним гибким движением он поднялся и исчез за дверью с умывальными принадлежностями. Через минуту-две подошёл к кровати и прохладной тряпкой дотронулся до промежности. Тело рефлекторно дёрнулось.
— Прости, вода холодная. Я бы тебя потащил в купальню. Но у нас чужаки в доме.
Вытерев начисто промежность, бёдра и живот, он откинул тряпку и, подавшись ко мне всем телом, крепко поцеловал. Затем накрыл одеялом. Я провалилась в сон, как в прорубь.
Как он оделся и когда ушёл, так и не узнала.
Ночью проснулась от плача сына. Удосужившись, наконец, одеть рубаху, перепеленала мелкого и, приложив к груди, продолжила спать. Силва устроилась на своём привычном месте.
Утро настало быстро. Малыш спал в тепле и сытый. Я бы тоже поспала, послав всех далеко и надолго. Но хотелось кушать. Так сильно, что живот сводило.
Вспомнив, от чего ещё может болеть мой живот, лицо залило жаром. Потрогала ягодицы. Они были болезненно чувствительны.
— Любим наказывать, значит? Проказник! — улыбнулась я.
Это так здорово — заниматься сексом с человеком, который тебе симпатичен и который к тебе не равнодушен. Сколько, видимо, нерастраченной любви, нежности и желаний у этого мужчины. Мне повезло. Убью заразу, если даже посмотрит на кого.
Уверена, что такой страсти он не проявлял до сих пор ни к кому. Каждая женщина такое чувствует. Это у нас в природе. Годвин был влюблён в свою жену.
Непонятно, почему у них не сложилось. На этот вопрос могла ответить только Мелинда. Настроение стало стремительно портиться. Кажется, я ревную мужчину к собственной жене. Что за подстава это попаданство?
Глава 14. Развалины
Я спустилась вниз. Зал был пуст, а из кухни доносились привычные звуки возни. Решила наведаться туда. Запахи оттуда просачивались изумительные, словно из кондитерской рядом с моим домом там, в будущем. Стало грустно. Но есть все ещё хотелось, и обмыться быстренько тоже. Для этого прихватила с собой кусок полотна, что заменял полотенце. Вещи решила оставить вчерашние. Платье тёмно-зелёного цвета оттеняло мои медного цвета волосы, что я заплела в свободную косу. На голову нацепила платок, что называли здесь платом, в сверху закрепила его ободком из переплетающихся серебряных ветвей. Смотрелось красиво.
