Непонимающе уставившись на взбешенного мужика, я еще пыталась держать себя в руках, помня про непроизвольный оборот и его возможные последствия, при этом пытаясь сообразить, о чем он говорит. Про сбежать, еще понятно. Хотя, включи он мозги, сообразил бы, что я не в том виде и состоянии. Да даже если бы и в том, он то тут при чем? Или я чего-то не знаю? И что он имел в виду, говоря про старое и про вертеть голой задницей? Хотя, последняя-то как раз сейчас и голая, но в таком состоянии, что ее все равно, что нет. Так что лучше и не показывать, чтобы не засмеяли. И последний вопрос, это о какой семье он говорит? О своей? То, что медведи живут именно семьями, а не стаями, я знала, но опять же, при чем тут я. Возможно, это все какое-то огромное недоразумение или бред воспаленного ума? Хотелось бы надеяться. Но опять же, если это и так, кто ему давал право так вести себя со мной?
Несмотря на мое огромное желание немедленно послать этого хама в пешее эротическое далеко и надолго, а если быть совсем уж честной, то навсегда, я взяла себя в руки и почти спокойным голосом поинтересовалась.
— А вы собственно кто такой и на основании чего повышаете на меня голос?
Даже понимание того, что выгляжу я сейчас не очень, в разорванной одежде и домашних тапочках, худющая и бледная, хорошо хоть расчесала волосы, это не помешало мне, гордо вскинув голову, окинуть грубияна максимально ледяным взглядом, какой получилось из себя выдавить, в надежде охладить его пыл. Но судя по его сверкнувшим янтарным светом глазам, добилась я противоположного эффекта. Не зря же говорят, что холод обжигает. Вот и этот вспыхнул еще сильнее, зашипев на меня сквозь сцепленные зубы. Прямо змея какая-то, а не медведь.
— Я сказал, в дом! Немедленно!
Сдерживать только свое негодование — это одно, а вот еще и зверя, это уже совершенно другое, тем более, если оно у нас обоюдное и общее. И что самое неприятное, последнее я еще не умела. Из моего горла вырвалось непроизвольное рычание, из-за которого мне с трудом удалось выдавить из себя членораздельное возмущение. Удерживая одной рукой разъезжающие в разные стороны куски порванной тенниски, а второй тыкая в грудь нахала, я начала высказывать ему, все что думаю по поводу происходящего.
— Не смей на меня повышать голос! Не смей мне приказывать! Ты мне никто! Ни отец, ни брат, ни муж, никто! Я тебя знать не знаю и знать не хочу! Не нравится что-то, вали на@%$!
Мужчина не остался в долгу, зарычав в ответ.
— Это мой дом!
— Ну так я в гости не напрашивалась! Не гордая, могу и сама свалить!
Несмотря на всплеск злости и адреналина гуляющие по крови, я чувствовала как мои ноги начали подрагивать от накатившей слабости, все же мне еще были противопоказаны столь длительные прогулки, про сильные эмоции, вообще, молчу, но сдаваться не собиралась. Резко развернувшись, о чем почти сразу пожалела, так как перед глазами все поплыло, я сделала неуверенный шаг в сторону калитки. Больше не успела. Меня схватили за плечо, хорошенько встряхнув, отчего все еще сильнее поплыло перед глазами, а не столь давно съеденное, решительно настроилось посмотреть, что тут такое интересное делается снаружи.
— Куда собралась?! Я тебя не отпускал!
В попытке оттолкнуть от себя нахала, ударила наотмашь рукой, почувствовав как мои трансформировавшиеся когти проходят сквозь живую плоть, как нож сквозь масло, нанося глубокие раны. Я начала опять оборачиваться, но меня это сейчас не волновало. Хотелось любым способом избавиться от назойливого внимания и я ударила второй рукой заорав.
— Не смей прикасаться ко мне!
В ответ меня так сильно сдавили в объятиях, прижав к себе, что я не то, что пошевелиться не могла, вздохнуть возможности не было. Моя медведица болезненно и обреченно зарычала вместе со мной. Мы слишком слабы сейчас чтобы оказать достойное сопротивление.
— Тише. Успокойся. Тише. Я тебе ничего не сделаю. Тебе ничего не грозит.
На мои глаза навернулись слезы. Я хотела сопротивляться, но не могла. Перед глазами все плыло, то ли от слабости, то ли уже от нехватки воздуха, а скорее всего, и оттого и от другого.
— Ненавижу. Отпусти. Пожалуйста.
Последнее я простонала из последних сил.
— Не могу. Ты моя пара. Слышишь. Ты моя пара.
В ответ отрицательно закачала головой, не желая ни верить, ни принимать услышанное. Хватит с меня. Не хочу больше связываться с оборотнями.
— Нет. Ты ошибся. Моя пара мертва. Отпусти.
Больше ничего сказать не успела, так как сознание отключилось.
Глава 10
Очнулась я резко. Вот вроде бы только что ругалась на улице с оборотнем стиснутая в его объятиях, а сейчас уже лежу на знакомой кровати в ставшей почти родной комнате. Еще несколько дней и буду себя чувствовать здесь уже совсем как дома. Оценивая свое физическое состояние, понимаю, прошло не пять минут и даже не один час. Уж очень хорошо я себя чувствую. Мои ощущения подтверждали и солнечные лучи пробивающиеся сквозь щели в плотных шторах и тонкими полосами ложащиеся на паркет, и щебет птиц и даже жужжание мухи. Последнее довольно сильно раздражало. Но, чувствуя, что в комнате не одна, я не стала торопиться прогонять надоедливую гостью, а продолжала лежать неподвижно, при этом ровно и глубоко дыша.
Судя по запаху, где-то совсем рядом была женщина — оборотень. Не почувствовал от нее агрессии, но все равно, на всякий случай, стараясь не производить ненужного шума, повернув голову набок, я полностью открыла глаза. И все это в попытке рассмотреть медведицу, раньше чем она заметит мое пробуждение. Вот только ничего у меня не вышло. За мной с интересом наблюдали любопытные карие глаза.
— Bună dimineața. Cum te simți?*
— Что?
Вчерашние крики плохо сказались на моих неокрепших голосовых связках. Поэтому вопрос я скорее тихо прохрипела, чем произнесла. Но думаю, даже если бы я не издала ни единого звука, мое удивленное и растерянное лицо сообщила незнакомке, что я ее не поняла.
Улыбнувшись мне теплой ободряющей улыбкой, женщина поднялась и медленно подошла ко мне, демонстрируя пустые руки.
— Nu-ți fie frică. Totul e bine. Eu doar măsoresc pulsul meu.**
— Извините, но я вас не понимаю.
Вместо ответа, меня взяли за руку и, если я правильно поняла, стали проверять пульс, а после внимательно осмотрели глаза и ощупали шею. Разве что язык не попросили показать. Хотя, черт его знает, возможно и попросили, но я из всей той тарабарщине, что мягким голосом говорила оборотница, не поняла ни слова. Во время всех манипуляций проделываемых со мной, я продолжала, правда, уже молча, внимательно следить за незнакомкой, не знаю чего ожидать как от нее дальше. Очень хотелось поговорить. Точнее, задать ту прорву вопросов, что у меня накопилась за последние дни. Вот только смысла их задавать нет. Меня просто не поймут. Так же как и я ничего не понимаю. Но ведь мне ничего не мешает показать на пальцах, чего именно я хочу.
