Посланника она встретила на ногах. Положила посох-эгу поближе, лишний раз убедилась, что одежда нигде не помялась и выглядит строго.
Ифленец вошел, остановился у входа, внимательно, словно старался запомнить на всю жизнь, осмотрел комнату. Он мало изменился с прошлого визита. Прямые светлые волосы едва скрывали шею, холодные глаза смотрели словно сквозь нее. Левая рука его осталась затянутой в черную перчатку, с правой перчатка была снята.
Впрочем, дорожную одежду он успел сменить на темно-синий бархатный жилет и морского кроя длинные штаны из черной ткани. Белый кружевной ворот сорочки был заколот брошью из агата. Этот агат почему-то сразу бросился в глаза и запомнился лучше, чем все остальное.
Следом вошли две наставницы Темершаны — все же сестры не бросили ее перед неведомой опасностью, — и гвардейский офицер в черном кафтане, какие носили солдаты ифленской армии в дни завоевания. Темери была готова к такому, видела солдат на дворе. И лишь потому не вздрогнула.
Офицер оставил оружие в гостевом доме, но нес в руках резную шкатулку.
Ифленец безупречно поклонился.
Темери на поклон не ответила — она не желала этой встречи. Лишь выше подняла голову.
— Нам с вами уже доводилось встретиться, чеора та Сиверс, — ровным тоном сказал ифленец. — Но мы не были представлены. Хочу исправить это.
Короткий жест, и офицер быстро вложил в протянутую руку гостя небольшой свиток.
— В этой грамоте написано, что мое имя — светлый лорд чеор Шеддерик та Хенвил, и что я старший сын покойного наместника танерретского Хеверика и брат нынешнего наместника — светлого лорда чеора Кинрика та Гулле. Я здесь, чтобы от имени моего брата и по его поручению сделать вам предложение. Предложение стать его супругой и разделить бремя власти в Танеррете.
Чеор Хенвил протянул грамоту Темершане, и та ее приняла, хоть и не стала читать. Сестры все уже проверили. Он не может оказаться никем другим.
— Мой брат просит так же принять от него дары.
Шкатулку офицер поставил на стол и тут же быстро вернулся на свое место. Интересно, что в ней? Что-нибудь из тех украшений, что ифленские разбойники когда-то украли у ее матери? Верней, сняли с тела… перед тем, как сжечь… вместе с другими.
Проверять она не собиралась.
Воспоминания, непрошено подкатившие к горлу, никак не давали сосредоточиться на словах чужака. Все виделась разгромленная гостиная, смеющиеся, испачканные кровью ифленские солдаты, запах гари и ужас от понимания того, какая судьба ее ждет…
— …если вам нужно время для размышлений, — закончил речь ифленец, — то я готов ждать, сколько понадобится.
— Я должна бы поблагодарить вас, — голос звучал хрипло, но достаточно ровно, — за столь щедрое предложение. Но я не стану. Пройдя обряд речения, я простилась с прежним именем, но не с памятью, благородный чеор. Я прекрасно помню, каким образом оказалась под этим кровом и кто виновен в том, что случилось с моей семьей… и моей страной. И конечно я не стану женой вашего брата. Какие бы выгоды этот брак ни сулил мне… или монастырю.
Сказала и выдохнула. Все. Конец. Это последнее слово.
Ифленец поклонился. Но вдруг обратился к сестрам:
— Прошу вас оставить меня наедине с рэтой. Всего на минуту. Клянусь, что не трону ее и не обижу ни словом, ни делом.
Сестры переглянулись. На короткий миг Темери показалось, что кто-нибудь из них да возразит… но нет. Поклонились и вышли.
— Ваши клятвы… — выдохнула Темери, отступая к окну.
— Темершана та Сиверс… вы и вправду думаете, что у вас есть выбор?
Прищуренный взгляд, голова склонена на бок. Темери подумала, что с таким же выражением он стал бы рассматривать пятно на скатерти или дохлого жука.
— Я думаю, выбор есть всегда. Вам меня не напугать.
— Даже не собирался.
А получилось, подумала Темери, глядя на его расслабленные руки. Но выход действительно есть всегда. Яд или нож, высокая скала или…
— Вы молоды, хороши собой. Вас помнят в городе и среди малькан вы всегда нашли бы поддержку. Однако вы предпочли оставаться здесь.
— Это спасло мне жизнь.
— Не спорю. И все же вам придется принять наше предложение.
Он приподнял руку, останавливая любые возражения.
— Танеррет на грани большой войны. Страну рвут на части землевладельцы и политики, но пострадают в ней опять — мирные люди. Кровь обязательно прольется, если ничего не делать.
— Так может, — Темершана вскинулась — может быть это будет справедливо? Может быть, я буду только рада, когда в ваших домах будут резать ваших людей? Может быть, справедливость восторжествует, наконец? И завоеватели сами умоются кровью?
— Там все умоются. Неужели в Тоненге не осталось никого, чья судьба вас заботила бы? Но дело не только в этом.
— В чем?
— Монастырь вас больше не поддержит. Сестры будут как обычно вежливы и обходительны, но этого дома у вас уже не будет. А война, начавшись в столице, очень быстро накроет все Побережье.
— Пусть так.
— На дорогах полно бродяг и разбойников. И к весне их станет только больше. Вам не выбраться живой. Мы же предлагаем выход. Реальное решение не только для вас лично, для всей страны. Вы сможете вернуться в родные стены. Вы получите статус и реальную возможность улучшить положение своего народа.
— Нет. — Нельзя верить ифленцам. И нельзя отступать от однажды и навсегда данного слова.
— Мой брат человек чести. Вы не будете ни в чем нуждаться, а монахини получат назад городские храмы. Люди смогут снова говорить с покровителями.
— Нет.
— Госпожа та Сиверс, я скажу прямо: я не намерен уезжать ни с чем. Но я не хочу тащить вас в столицу силой. И все же считаю, что добровольное согласие в этом деле принесет больше пользы. Так что… если у вас есть условие, при котором вы примете предложение моего брата, я готов его выслушать.
Темери наконец посмотрела на ифленца прямо — до того боялась, что раз взглянув, увидит в его глазах окончательный приговор.
Светлый лорд смотрел на нее все тем же чуть прищуренным взглядом сквозь редкую светлую челку. И было понятно, что он действительно увезет ее силой, если вдруг она продолжит упорствовать.
Что же, он честно все сказал: ему плевать на желания и чаянья потенциальной невесты. Он увезет ее в любом случае. Даже трупом. Но раз уж милостиво дает возможность ослабить цепи, то может, стоит воспользоваться?
Темери поймала его взгляд и улыбнулась улыбкой, которая не должна была предвещать ифленцам ничего доброго.
— Хорошо. Мое слово — этот брак будет фиктивным. И вы, и ваш брат должны поклясться в этом перед лицом Золотой Матери Ленны.
