– Да что с вами, Лео? Это же та потрясающая девушка, которая помогла нам разрушить Аннигиляционный экран!
– Всё это было сто лет назад, – ворчит он.
– Как сто лет? Даже месяца не прошло!
– Как же ты меня нервируешь! У нас время течет по-разному, недоумок! Пока меня не было в этом медведе, я прожил двенадцать миллионов жизней, пронес тонну знаний сквозь галактики, прошел через скопление черных дыр, чтобы укрепить равновесие Солнечной системы, которая, должен заметить, вот-вот распадется! Через какие-нибудь пятнадцать миллиардов лет – проблема насущнейшая! А меня возвращают в эту нелепую игрушку ради какой-то смехотворной в масштабе космических энергий истории…
Мой кулак обрушивается на стол, и его плюшевый зад подскакивает.
– Жизнь Бренды – это не смешно! Она в коме, потому что я убил вас, и единственный шанс ее спасти есть только в параллельном мире, где вы останетесь живы! Это так или нет? Вы говорили это?
– У меня такое ощущение, что я вернулся в детский сад, – вздыхает он. – Да, конечно, когда мы принимаем какие-то решения, возникают временные окна и новые вселенные[2], но это же азы!
– Ну и ладно, я хочу знать эти азы! До сих пор мне это ничего не дало, я не смог изменить прошлое. Но я прочистил мозги Оливье Ноксу, чтобы иметь полную свободу действий.
Пиктон морщит лоб.
– А это здесь при чем?
– Черт, сосредоточьтесь хоть немного! Честное слово, космос не пошел вам на пользу. Вы хотя бы помните, кто такой Оливье Нокс?
– Смутно.
– Злодей, присвоивший ваши изобретения, чтобы использовать их для своих целей! Чтобы превращать людей в зомби, а мертвых – в источник энергии! И это он подстроил падение моего воздушного змея вам на голову. Помните? Он наблюдал за нашей встречей на пляже. Вспоминаете? Таким образом, он тоже видел вашу смерть, и поэтому я не мог ее отменить.
Медведь молча смотрит на меня, болтая лапами. То ли он изумлен, то ли считает меня непроходимым тупицей. По его глазам-пуговицам трудно понять.
– Откуда ты это знаешь, Томас?
Из осторожности я скромно молчу.
– Это главный принцип квантовой физики! – провозглашает Пиктон, и шерсть на его загривке вздыбливается. – Я был избран в Академию наук благодаря этому открытию: что явление существует лишь тогда, когда его кто-то наблюдает.
– Вот именно! – подхватываю я и торжествующе даю ему пять. – И благодаря мне этого наблюдателя больше нет.
В ответ он складывает лапы на животе.
– Ты меня озадачил, мой бедный Томас. Даже если твой свидетель умер, это ничего не меняет. Событие, которое он наблюдал, произошло в действительности, изменить его невозможно. Тем более ты знаешь, что за тобой следили.
Ручка выпадает у меня из пальцев.
– Но что же мне делать?
Кончиком лапы он пододвигает ее обратно ко мне.
– В котором часу, говоришь, я умер?
– В пять минут первого.
– Встречайся со мной в три минуты первого, когда я был еще жив. Пока ничего бесповоротного не произошло, у тебя есть пространство для маневра. Но соблюдай целостность момента Т.
– Что это?
– Избегай анахронизмов. Ты не должен знать своего будущего. В двенадцать ноль три ты еще не знаешь, что я умру. И я тоже этого не знаю. Если твоей целью будет помешать случиться событию в двенадцать ноль пять, твое сознание спроецирует его в реальность и сделает неизбежным.
Я смотрю на ручку, на ее блестящий рог, увенчанный моими инициалами.
– Так что же делать?
– Ничего не жди. Вернись в то состояние, к тем мыслям, которые занимали тебя в двенадцать ноль три. В момент нашей встречи с твоим воздушным змеем всё в порядке и нет никаких причин о нём беспокоиться. В противном случае ты нарушишь исходную ситуацию, и временной коридор, открывшись, закроется.
– Но если мне удастся создать параллельную реальность… В мире, который существует сейчас, меня уже не будет?
– Не знаю. То, что я тебе излагаю, лишь гипотеза. Я никогда не ставил таких опытов. Так что вперед!
Медведь спрыгивает со стола. Неуклюже приземлившись, встает и идет к выходу.
– Едем ко мне.
Я хватаю его за лапу и подношу к лицу.
– Почему к вам?
– Здесь негативная энергия. А там я буду в своей стихии. Мне нужны ориентиры из прошлой жизни, чтобы обновиться. Понимаешь, моя земная личность растворилась в космосе. Лео Пиктон стал крошечной частицей бесконечности, квантового синтеза с атомами всего сущего! Во мне не осталось ничего бытового, личного… И тут бац! Ты возвращаешь меня на Землю из-за своей проблемы с Брендой. Поэтому, если хочешь, чтобы я помог тебе в путешествии во времени, я должен, так сказать, перепиктониться. Так что – поехали!
Я со вздохом звоню на коммутатор.
– Это снова я, – говорю я телефонистке.
Молчание. Я уточняю:
– Сын Робера Дримма. Я уезжаю. Мне нужна машина.
– С удовольствием, господин Дримм.
И это не просто вежливость. Я слышу в голосе телефонистки подлинную радость от того, что я больше не буду ее беспокоить.
– В тебе появилась дерзость, – замечает беглый музейный экспонат, пока я снова пристраиваю его под курткой. – Это хорошо. Скоро она тебе понадобится.
14
Под плывущими облаками, за которыми то исчезает, то вновь появляется полная луна, лимузин спускается с Голубого холма. После того как мы преодолеваем три пропускных пункта правительственной резиденции, вокруг возобновляется настоящая жизнь. Разворачиваются уличные бои между болельщиками, как это всегда бывает после матчей. Ездят грузовички из Службы извлечения чипов, собирая свою жатву для повторного использования душ, пока закон о правах умерших еще не вступил в силу. Спецназовцы хватают, избивают дубинками и запихивают в школьные автобусы юных бунтовщиков младше 13 лет, не соблюдающих комендантский час.
По мере того как мы удаляемся от стадиона, становится тише и спокойнее. Только бригады по борьбе с пьяницами и курильщиками патрулируют улицы перед еще открытыми барами да мусоровозы подбирают бездомных, чтобы освободить тротуары для любителей утренней пробежки. Равнодушный к изнанке нашего общества обязательного благополучия, спрятанный под курткой медведь через двойной слой подкладки дает мне инструкции:
– Ты скажешь Эдне, что поссорился с родителями, и попросишь приютить тебя на ночь. Только не говори, что я с тобой. Иначе начнется скандал, а нам надо сосредоточиться на деле. Так что ты должен пронести меня домой тайно.