Синджир наклоняется, приложив ухо клюку, и прищуривается.
— Ну… скажем так — была взбучка.
— По звукам похоже, они еще… — Глаза парня внезапно расширяются. — Ох ты…
Даже Костик присвистывает, издав неровную трель.
В итоге оказывается, что Норра последней соображает, в чем дело, — они и впрямь вовсе не дерутся. За дверью что-то грохочет, трещит, падает. Слышится рычание Джома, смех Джес.
И звуки поцелуев.
Самые настоящие.
— Предлагаю пока что не обращать на все это внимания, — глубоко вздохнув, говорит Норра. — Тем, проложи курс обратно к Чандриле. И возьми с собой… его.
Под «ним» она подразумевает Костика. Парень и дроид уходят, оставив у люка Hoppy и Синджира.
— Так я и не получил свой бакта-укол, — мрачно замечает Синджир.
— Похоже, тебе придется подождать.
— Боюсь, еще немного, и моя рука лопнет — словно жук-пузырь. Она в самом деле болит. — Он недовольно морщится. — Серьезно.
— Ладно, — вздыхает Норра. — Пойдем посмотрим, может, во второй каюте тоже найдется аптечка.
— Спасибо, мамочка, — писклявым голосом отвечает Синджир.
— Не называй меня так.
— Какая же ты зануда.
— Только сейчас понял, Синджир?
* * *
«Ореол» выходит из гиперпространства.
Впереди маячит Чандрила — маленькая зелено-голубая планета, ставшая домом для зарождающейся Новой Республики. Почти настоящая идиллия, думает Норра, — спокойные моря, пологие холмы. Погода здесь мягкая, смена времен года никогда не бывает резкой. И народ тут мирный, хотя слегка заносчивый и педантичный, чересчур увлеченный всевозможными политическими маневрами и решениями, проходящими через Галактический сенат.
«Неплохо было бы тут обосноваться», — думает она и смотрит на сына.
— У тебя все в порядке? — спрашивает она.
— Лучше не бывает, — отвечает он, вздернув бровь.
Вряд ли он лжет, но в умении читать чужие мысли и чувства ей далеко до Синджира, которому достаточно мимолетного взгляда, чтобы разложить кого угодно на составные части.
— Я хочу, чтобы ты мне доверял.
— Как будто я тебе не доверяю. — Он прищуривается. — Дело в Джес? Мама, она же тебе говорила…
— Жизнь состоит из отдельных мгновений… — Норра внезапно замолкает, берется за переносицу и громко вздыхает. — Ох, звезды, похоже, я опять собралась устроить тебе воспитательную беседу. Я терпеть не могла, когда подобные беседы устраивала моя мать, и обычно поступала наперекор тому, что она мне говорила. И ты наверняка поступишь точно так же, поскольку ты мой сын. Глупо.
— Ладно, ладно. — Он закатывает глаза. — Это вовсе не глупо. Давай выкладывай. Обещаю, что меня не стошнит.
— Я просто… просто хочу, чтобы ты был хорошим человеком, — поколебавшись, говорит Норра. — И чтобы нашел свое место в мире. Не то, которое пытаются указывать тебе другие, а которое тебе подсказало сердце. — Она кладет руку ему на грудь, и он строит глупую гримасу — оба понимают, насколько слащаво и сентиментально это выглядит. — Тебе нравится Джес, но ты не охотник за головами. Тебе вовсе не обязательно становиться таким, как она. Ты можешь стать солдатом, но… — Она снова прикусывает язык. — Знаешь что? Солдатом тебе становиться тоже вовсе не обязательно. Я просто хочу, чтобы ты оставался самим собой и не беспокоился из-за того, что думает по этому поводу остальная Галактика.
— Думаю, Галактика хочет, чтобы я стал невероятно богатым производителем дроидов и жил во дворце где-нибудь во Внешнем Кольце.
В его глазах вновь вспыхивает веселый отцовский огонек.
— Значит, так тому и быть, — смеясь, отвечает Норра.
Он прикладывает ладонь к уху.
— А может, Галактика говорит, чтобы я стал певцом в какой-нибудь кантине на захолустной космической станции. Я всех смогу переорать.
— Будем считать, я этого не слышала…
— О! Погоди! Пожалуй, я стану джедаем.
— Ну теперь я точно уверена, что у тебя не все в порядке с головой. — Она показывает на экран. — Посади корабль в Ханне, только на этот раз мягко, хорошо? Иначе Бедж тебе голову оторвет. А может, и мне тоже.
* * *
Рука выглядит уже получше, хоть и ненамного. Из кроваво-красной она стала болезненно-розоватой. Волдыри исчезли, но их сменили участки сухой сморщенной кожи. Рука Синджира напоминает кусок старого мяса, слишком долго провисевший на крюке в магазине.
По крайней мере, вернулась чувствительность. Он шевелит пальцами, ощущая неестественно натянувшуюся кожу. К счастью, Hoppe удалось найти обезболивающее.
— Привет, ладошка, — говорит он своей ладони.
«Привет, Синджир», — отвечает он за нее, шевеля пальцами.
За углом главного отсека с шипением открывается люк, и из него, пританцовывая, выходит не кто иной, как Джом Барелл.
— У тебя волосы растрепались, — замечает Синджир.
— Гм? — Джом закатывает глаза, пытаясь разглядеть собственную шевелюру. — М-да…
— Дай помогу.
Синджир в мгновение ока оказывается перед Джомом и начинает мягко укладывать его волосы.
— Романтично, ничего не скажешь…
— Ах да, раз уж зашел разговор о романтике — рад, что ты напомнил, Джомби, — понравилась тебе драка с нашей местной охотницей за головами?
— Ну, в общем, она умеет… гм… драться.
— Кто бы сомневался. — Продолжая прядь за прядью укладывать волосы Джома, который начинает испытывать неловкость, Синджир зловеще скалится. — Пара занимательных мелочей: как тебе известно, когда я служил на благо Империи, я был офицером службы безопасности, и порой, чтобы вытянуть нужную информацию из моих коллег, требовалось приложить определенные усилия. Я узнал, что в человеческом теле имеется четыреста тридцать четыре болевые точки. Скажу без ложной скромности: я самостоятельно обнаружил еще три, хотя в имперский учебник они так и не попали — легче сдвинуть скалу ложкой, чем внести в него изменения. И из всего этого многословия следует простейший вывод: я превосходно владею искусством причинения боли.
Джом резко отдергивает голову.
— Ты мне угрожаешь, Рат-Велус? Очень на то похоже.
— Да, и не без причины. Хочу, чтобы ты знал — если ты причинишь Джес Эмари хоть малейшую боль, физическую или душевную, даже если случайно наступишь ей на ногу, я лично гарантирую, что найду все четыреста тридцать четыре… извини, четыреста тридцать семь точек в твоем теле. Я ясно выразился?
Джом выглядит странно спокойным, что оказывается несколько неожиданным для Синджира, который подозревал, что его небольшая речь спровоцирует спецназовца на потасовку. В конце концов, Барелл не славится хладнокровием. Но ничего подобного не происходит — Джом просто кивает, скрестив на груди руки.
