— Я не знаю, что такое «вид», «банши» и «экземпляр», — проговорила осторожно, глядя на него, — не понимаю, причем здесь мать и бабка, и что с ними не так, — сделала большие глаза и добавила: — Вы меня пугаете такими словами!
— Не врет, но издевается над вами мастер лекарь, — этот голос заставил меня подобраться и сжаться под одеялом. — А сейчас боится меня, — ни злости, ни гнева в нем было.
Господин проректор отошел от окна, подошел к кровати. И как я его раньше-то не заметила?!
— Аиша, — позвал он, вынуждая посмотреть прямо в его черные глаза, — я хочу еще раз услышать историю того, как ты оказалась в кабинете ректора. Подробно, — и на этих словах он уселся на мою кровать, заставив меня резко подогнуть собственные ноги.
— Господин тер Ассан, — начали было лекарь и госпожа ключница одним голосом, — но их остановило суровое:
— Она в состоянии ответить на мои вопросы, вы хорошо ее подлатали, мастер гном Эл. А вот состояние господина тер Торро более плачевно, думаю, вам стоит отправиться к нему, — и тон такой, что … в общем, я бы на месте господина лекаря сразу же бы встала и пошла, куда послали.
Уже не милый гномик недовольно пожал губы, надул щеки и спрыгнул со стула с таким видом, словно его лишили сладкого…
— Я останусь, — сказала госпожа Вирджиния, и показательно вцепилась пальцами в стул. Проректор заломил бровь, но ничего не сказал, вновь посмотрев на меня, а когда за гномиком закрылась дверь, мужчина сказал:
— Аиша, я внимательно тебя слушаю.
Из какого-то внутреннего упрямства, захотелось показать ему язык, но сдержалась, сжимая губы. Все так же с поджатыми ногами, я откинулась на спинку кровати, понимая, что просто так от меня не отстанут. Потирая горло, которое, и в правду, болело меньше, постаралась вспомнить все, что случилось, и вновь пересказала. А потом, когда замолчала, меня внезапно осенило, да так, что, в мгновение подскочив на кровати, вцепилась в господина проректора, поднявшегося с моей постели:
— Погодите, господин тер Ассан! Вспомнила! — не обращая внимания на удивленно вскинутые брови мужчины, испуганный возглас госпожи ключницы, потянула его обратно на кровать, да и сама вылезла из-под одеяла. — Помните, когда они из ваших нетопырей, ну то есть, учеников, в меня ногой тыкал? Вы ему тогда еще ого-го какой выговор вкатали, помните? — я дождалась легкого кивка и продолжила: — Ну так вот, я тогда спешила к себе, и на пролете, между вторым и третьим этажом услышала разговор двоих, — я приложила пальцы к вискам, и раскачиваясь, начала вспоминать. — Ну вот, сейчас вспомню. Как же они говорили? Выжил, тронулся, с ума сошел, помеха… Точно, кого-то они посчитали помехой, и что действовать нужно быстро, иначе он может им что-то смешать! Еще подумала, что это художники набедокурили и что-то собираются выкинуть, начала спускаться, чтобы посмотреть, а тут меня чуть оголтелые студиозы не снесли, а когда добралась до поворота, там никого и не было, — я смотрела на хмурого проректора, бледную госпожу ключницу, все мнущую свой чепец. — Это поможет?
Долгое молчание было, мрачное, и как-то тяжело становилось под взглядом его темных глаз. А потом случилось все и сразу: резкое движение ко мне, смазанный крик наставницы, и дикая боль. Я не могла дернуться, голову сжимали тисками горячие пальцы мужчины и лишь глаза его, черными омутами, впивались в меня:
— Я должен увидеть сам, Аиша, я должен услышать их сам! — только и твердил он.
Стон за стоном вырывался из горла, по щекам текли слезы, а он прожигал меня взглядом. Сколько прошло времени, когда он отпустил меня, не знала. Только, едва почувствовав свободу, подскочила так, что оказалась на другом конце комнаты. Опираясь на стену, не стирая слезы, я смотрела на то, что творилось с проректором: он тер руки, переводил взгляд то на меня, то в пол, то на руки, то снова на меня. Он был бледен. Мне хотелось закричать на него, но я лишь закусила крепче щеку. Нет, не могу. Не сейчас. Никогда…
— Если бы вы попросили, — все-таки не выдержав, произнесла я, не узнавая собственный голос, — если бы вы только попросили, объяснив, что нужно: я дала бы разрешение лезть в мою голову.
— Аиша, девочка…
Я не обратила внимания на стоны госпожи ключницы, на сломанную дверь, на двух братьев Шарэз, что застыли в дверях: один с тесаком на перевес, а другой с оружием. Я продолжала, глядя в черные глаза прямого, как палка господина проректора:
— Подчинить слабого так легко, да, господин тер Ассан? — улыбнулась. — Только вот на одном разговоре вы не остановились. Как вам моя жизнь? — господин тер Ассан с каждым моим словом становился все прямее и бледнее, хотя, казалось бы, куда же боле? Лицо мужчины приобрело острые черты, словно у мертвеца, глаза по-прежнему горели, не отрываясь от меня. Но не выдержала я: закрыла глаза и отвернулась.
Мне было холодно, но это давало сил терпеть и не заорать от боли. Иначе точно потеряю голос. Перевела взгляд на подоконник, заляпанный каплями крови. Кровь? Протерла рукавом щеку: я плакала кровью. И это ввело меня в больший ужас, чем содеянное проректором. Что со мной?!
— Аиша, — раздалось совсем рядом.
— Позовите, пожалуйста, мастера гнома, — хриплым голосом попросила и не сдержала горькой улыбки: наставница могла мной гордиться. Ведь сейчас я говорила именно так, как она того добивалась.
Едва ощутимое сжатие плеча и я совершенно одна в комнате. И что теперь делать? Хотелось лечь на пол, свернуться калачиком и завыть раненным волком, но это не поможет. Поэтому я лишь спешно умылась, сняла окровавленную одежду, быстро переоделась и принялась оттирать кровь с подоконника. И еле успела закрыть глаза, едва раздался стук в дверь:
— Ну как вы … голубушка? — весьма несмело начал мастер гном.
— Мастер Эл, — начала я тихо, — у меня слезы … кровавые. Это нормально? — напряженно замерев, я ждала ответа.
— Я должен увидеть ваши глаза, — весьма деловито начал лекарь, но я перебила его уверенным:
— Нет, — я покачала головой. — Это жуткое зрелище. Может вы мне оставите травок каких, настойки или примочки?
Мастер гном был недоволен, но все же оставил капли и траву для компрессов, строго настрого приказав, что в случае, если боли не пройдут срочно вызывать его. Нагрузки запрещены, переживать запрещено, работать пока тоже… Я только и кивала головой на все его слова.
Когда он вышел, метнулась к каплям. Проморгавшись от вполне сносной боли, выскользнула из комнаты и двинулась к кухне. Хочу к воде, быть ближе к земле, просто отдохнуть и подумать…
Слава Единому, никому не попалась по пути. Осторожно проскользнув в столовую, необычайно тихую кухню, пробралась к потайной двери и крутанула ручку, как учил мэтр. Вот она, свобода!
Побежала, что есть мочи к темнеющему в сумерках лесу — там, по словам повара, должно быть небольшое озеро, скрытое кустами и деревьями. Припустила так, что упала на колени лишь у самой кромки воды. Протянула руку и коснулась водной глади, страшась заглянуть в отражение. Но чего оттягивать-то?! Разозлилась и стукнула кулаком: никакой трусости больше!
