Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
Впрочем, персонаж у Вулф всегда балансирует между миром непосредственных эмоций и компромиссным миром разума, и если этот баланс нарушается, то герой, поддавшись той или другой стороне, либо делается безумен, как Септимус Смит из романа “Миссис Дэллоуэй”, либо чересчур рационален, как мистер Рэмзи из романа “На маяк”. Здесь принципиально, что разум всегда вторичен, он – следствие переживаний, которые, накапливаясь, приводят нас к некоему рассудочному выводу. Однако для Вулф существенно, что движение непосредственных ощущений в ее текстах никогда не отливается в устойчивые умозаключения. Мысль не успевает сформироваться – ее опрокидывает новое впечатление, которое приходит вслед за предыдущим.
Эти предварительные замечания помогут нам разобраться в небольшом фрагменте из романа “На маяк”, который я выбрал, чтобы показать, как работает текст Вирджинии Вулф. Внешнего действия здесь как такового нет. Два персонажа, Лили Бриско и Уильям Бэнкс, приходят к морю, разглядывают волны и размышляют:
They came there regularly every evening drawn by some need. It was as if the water floated off and set sailing thoughts which had grown stagnant on dry land, and gave to their bodies even some sort of physical relief. First, the pulse of colour flooded the bay with blue, and the heart expanded with it and the body swam, only the next instant to be checked and chilled by the prickly blackness on the ruffled waves. Then, up behind the great black rock, almost every evening spurted irregularly, so that one had to watch for it and it was a delight when it came, a fountain of white water; and then, while one waited for that, one watched, on the pale semicircular beach, wave after wave shedding again and again smoothly, a film of mother of pearl.
They both smiled, standing there. They both felt a common hilarity, excited by the moving waves; and then by the swift cutting race of a sailing boat, which, having sliced a curve in the bay, stopped; shivered; let its sails drop down; and then, with a natural instinct to complete the picture, after this swift movement, both of them looked at the dunes far away, and instead of merriment felt come over them some sadness—because the thing was completed partly, and partly because distant views seem to outlast by a million years (Lily thought) the gazer and to be communing already with a sky which beholds an earth entirely at rest.
Их что-то тянуло сюда каждый вечер. Будто вода пускала вплавь мысли, застоявшиеся на суше, вплавь под парусами и давала просто физическое облегчение. Сперва всю бухту разом схлестывала синь, и сердце ширилось, тело плавилось, чтобы уже через миг оторопеть и застыть от колющей черноты взъерошенных волн. А за черной большой скалой чуть не каждый вечер, через неравные промежутки, так что ждешь его не дождешься и всегда наконец ему радуешься, белый взлетал фонтан, и пока его ждешь, видишь, как волна за волной тихо затягивают бледную излучину побережья перламутровой поволокой.
Так стоя, оба они улыбались. Обоим было весело, обоих бодрили бегущие волны; и бег парусника, который устремление очерчивал по бухте дугу; вот застыл; дрогнул; убрал парус; и, естественно, стремясь к завершенью картины после этого быстрого жеста, оба стали смотреть на дальние дюны, и вместо веселья нашла на них грусть – то ли потому, что вот завершилось и это, то ли потому это, то ли потому, что дали (думала Лили) словно на мильоны лет обогнали зрителя и уже беседуют с небом, сверху оглядывающим упокоенную землю.
“They” (они): Вулф описывает ощущения сразу двух персонажей, что на первый взгляд странно, потому как ощущение по своей природе всегда индивидуально. Но в ее представлении всякий индивидуальный поток сознания – проявление всеобщего жизненного потока. Она стремится проникнуть именно в эту глубокую, лежащую в основе всех индивидуальностей сферу, уловить всеобщую мировую силу, приводящую в движение отдельные чувства. Именно к этой силе, к первопричине, к импульсу всего относятся ее слова “some need” (какая-то необходимость): “They came there regularly every evening drawn by some need” (“Их что-то тянуло сюда каждый вечер”). Лили Бриско и Уильям Бэнкс приходят к воде, подхваченные всеобщей силой, которая открывается в них самих: “It was as if the water floated off and set sailing thoughts which had grown stagnant on dry land, and gave to their bodies even some sort of physical relief”. (“Будто вода пускала вплавь мысли, застоявшиеся на суше, вплавь под парусами и давала просто физическое облегчение”.) Стихия воды традиционно противопоставляется земле, как подвижность – устойчивости, как женское начало – мужскому, как воображение – сухой мысли, как судьба – истории. У Вулф обе области скорее не противостоят, а дополняют друг друга: земное вырастает из водного, как мысль – из ощущения.
В данном эпизоде вода – знак всеобщей силы, высвобождающей человека из-под гнета сухих мыслей и вовлекающей в свое движение не столько земной ум, который всегда скован и неподвижен, сколько постоянно меняющееся физическое тело. Персонажи чувствуют именно физическое облегчение (physical relief). Движение передается не только на уровне содержания, но и на уровне формы. Вирджиния Вулф выстраивает ритм, использует звукосимволизм, звуковые повторы, ассонансы и аллитерации (every evening, set sailing thoughts, water floated of), чтобы передать ощущение постоянно накатывающих волн. Содержание, таким образом, становится формой.
За общим описанием внутренних процессов следует их предельная конкретизация: “First, the pulse of colour flooded the bay with blue, and the heart expanded with it and the body swam, only the next instant to be checked and chilled by the prickly blackness on the ruffled waves”. (“Сперва всю бухту разом схлестывала синь, и сердце ширилось, тело плавилось, чтобы уже через миг оторопеть и застыть от колющей черноты взъерошенных волн”.) Импрессионистическая техника Вулф здесь достигает своего наивысшего мастерства. Вулф не просто констатирует ощущение, как это делали представители психологической прозы; она показывает его динамику, его развитие, движение от непосредственного общего впечатления к чувственному схватыванию подробностей. Именно так в человеке и происходит процесс восприятия. Сначала возникает общее (синь), затем проступают детали – глаз уже видит не колеблющееся пятно, а отдельные волны. По сути, Вирджиния Вулф повторяет в прозе то, что импрессионисты делали в живописи, показывая, как предмет постепенно становится в нашем сознании предметом. Фонетическая организация текста неизменно воспроизводит эту логику, сменяя долгий, тянущийся гласный звук расширения (colour – floaded) резким разъединяющим стаккато согласных (checked and chilled by the prickly blackness).
Единение сознания персонажей и созерцаемого ими пейзажа происходит у Вулф в духе поэзии Верлена, не разделявшего в стихах лирического героя и созерцаемой им картины. Накаты, удары волны синхронизируются с ударами сердца. Ритм фразы, лексические и звуковые повторы создают ощущение раскачивающего движения моря, поднимающегося и отступающего (one waited, one watched, wave after wave, again and again). Вспомним, как похожим образом движение моря, наплывы, накаты наступающих волн передает Борис Пастернак в поэме “Морской мятеж”:
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
