Книга Битна, под небом Сеула - Жан-Мари Гюстав Леклезио

Конец августа 2016 года

В то время я жила еще в квартале над университетом Ихва[34] с его карабкающимися по склонам холма улочками, застроенными трехэтажными домами довольно мерзкого вида. Я так и стала называть этот квартал – «Эль Сордидо», что в переводе с испанского означает «мерзкий, гнусный». Когда однокурсницы спрашивали меня, где я живу, я отвечала: «Квартал называется Эль Сордидо». Так вполне мог бы называться и мой дом, хотя у него не было на самом деле никакого названия, только номер, 203 Дон 1002 Хо, из кирпича и бетонных блоков, с металлическими окнами и такими же дверями и почти вертикальной темной лестницей. На первом этаже размещался ресторан, где подавали соллонтхан[35], на последнем – салон массажа. Мне же полагался только полуподвал с одним окном – крохотной форточкой на уровне тротуара, – которое часто оказывалось заваленным мешками с мусором. Первое время я вела отчаянную борьбу (в отчаяние приходила я) с огромной крысой, которой приглянулось мое жилище. Она приходила по вентиляционным трубам, взломав решетку. Я вставила вместо решетки деревянную дощечку, но она каждую ночь ее грызла. Я заменила дерево на гипс, но и тот не устоял перед ее зубами. Тогда я прибегла к последнему решению: купила у старьевщика кусок цинковой барной стойки и забила им отверстие в стене. Последующие ночи были настоящим адом. Крысища (я назвала ее Фэт-Бой, хотя она вполне могла быть и Фэт-Гёрл) пыталась прогрызть себе проход и так громко скребла зубами по металлу, что я не могла уснуть до утра. Меня пожалел тот же старьевщик.

«Против крыс есть только одно средство», – сказал он.

Я подумала, что он говорит о яде.

«Нет, яд ваша крыса хорошо знает, она к нему не притронется, и потом, это опасно для детей».

Он дал мне осколки бутылок из-под соджу, завернутые в обрывок газеты.

«Это надо мелко истолочь и смешать с рисовыми шариками. Она съест их и сдохнет».

Средство, конечно, жестокое, но я понимала, что вопрос стоит так: либо крыса, либо я. Прошло несколько ночей, крыса не давала о себе знать, и я решила, что она ушла умирать куда-то в другое место.

Но крыса – это было только начало. Потому что через какое-то время я стала жертвой еще более страшного нападения. Я спала на своем матрасе, как вдруг проснулась от странного ощущения, будто поблизости кто-то есть. Сначала я решила, это просто страшный сон, но, когда повернула голову к окошку, у меня от страха чуть не остановилось сердце. За стеклом стоял на корточках какой-то человек и смотрел на меня. В свое время я вообразила, что, учитывая расположение моего окна – на уровне земли, с улицы меня никому не будет видно, и поэтому не стала вешать занавески. Лето было в разгаре, стояла удушающая жара, и я оставила на ночь окно приоткрытым. Я отчетливо слышала дыхание этого человека и даже видела на стекле пятна пара от его ноздрей.

Не знаю, сколько прошло времени, я будто парализованная смотрела на фигуру за окном, это было как в страшном сне, когда боишься даже вздохнуть, но потом у меня вырвался крик, я заорала во всю глотку, так громко, что чуть сама не оглохла в своей маленькой комнатке, а тот человек убежал. Что я могла сделать? Пожаловаться в полицию? Но ведь ничего не произошло, мне и заявлять-то было нечего. Какая-то фигура за окном, шумное дыхание, ощущение его взгляда. Я не могла говорить об этом даже со старьевщиком: может, у него и против этого сталкера есть средство? В последующие ночи я залепила окно газетами, приклеив их скотчем к стеклу, и даже подперла дверную ручку единственным креслом, но заснуть так и не могла. Время от времени, когда я начинала дремать, мне отчетливо слышался стук в окно, быстрые, нетерпеливые удары, и я поглубже залезала под простыню, чтобы ничего не слышать.

Потом все это происходило не только ночью. Теперь, каждый раз, когда я выбиралась из своего подвала, чтобы идти на лекции в университет или в библиотеку, меня не оставляло чувство, что за мной следят. Квартал Эль Сордидо прекрасно подходил для этого: узкие улочки, сбегавшие вниз к станции метро, темные закоулки, гаражи, дворики – все казалось мне сомнительным, повсюду виделись подозрительные фигуры. Я бежала без оглядки, поворачивала налево, направо, потом останавливалась, чтобы посмотреть в витрину аптеки, что делается позади меня. Там, прямо за мной, стояла черная фигура – высокий, крепкий мужчина с покатыми плечами в мятых брюках и серой футболке, в нахлобученной на голову вязаной шерстяной шапке, несмотря на жару. Теперь я знала его во всех подробностях, хотя ни разу не взглянула ему прямо в лицо. Когда прошел первый приступ паники, я решила перейти в наступление и запомнить как можно больше примет для составления словесного портрета. Чтобы определить его рост, я заметила, на какой высоте наклеена на фонарном столбе рекламная листовка, и, по-прежнему глядя на отражение в витрине, отметила, что он выше этой отметки сантиметров на десять, то есть что его рост примерно метр восемьдесят. Что касается веса, тут было сложнее. Я решила проскользнуть между сваленными на тротуаре картонными коробками и увидела, что ему за мной не пролезть и он вынужден сойти на проезжую часть. С возрастом тоже оказалось непонятно, но сталкер мог бегать, быстро ходить, и я решила, что он человек в расцвете лет, то есть очень опасен.

Почему именно я? Наверняка он давно уже меня заприметил, задолго до того, как я поняла это, когда еще только поселилась в этом проклятом районе, в этом полуподвале, сбежав из тетушкиной квартиры. Но почему он так упорно следил за мной? Чтобы сбить его со следа, я поменяла свои привычки. До сих пор я ложилась спать поздно, подолгу читала или занималась у себя в комнате с зажженным светом, просыпалась около полудня, когда день был уже в разгаре. Теперь же я стала гасить свет очень рано, чтобы он подумал, будто я уже легла, и вставала очень рано, иногда уже в шесть утра выходила из дома, ничего не ела, даже зубы не чистила, надевала ту же одежду, что была на мне накануне, не меняла белье, даже не причесывалась, хотелось выглядеть жалко, чтобы ни у кого не возникало желания заговорить со мной. Сначала мне показалось, что он понял и прекратил свои преследования. Но потом, спускаясь как-то по лестнице в метро, я обернулась и увидела его: он стоял тут, в переулке, руки в карманы, все в той же шерстяной шапке, туго натянутой на круглую голову, видно было даже, что он улыбается. От этой улыбки у меня похолодела спина, как будто по коже провели ножом.