Книга Кот для двоих - Ирина Щеглова

Клаус писал письма: нежные, сентиментальные, как старинные открытки с голубями, купидонами и сердцами. Люся отвечала сдержанно, стараясь не обидеть, но и не обнадеживать. Она ждала, сама не зная чего.

В начале марта Клаус сообщил, что ожидает командировку в Москву. «Мы могли бы увидеться? Я очень скучаю за тобой. Жду нашего свидания с душевным трепетом, очень волнуюсь, вдруг ты откажешь…»

Люся ответила: «Буду рада встрече. Сообщи день и время, договоримся». Клаус почти сразу предложил поговорить по скайпу. Люся согласилась.

За окном гремела Масленица – соседи опять затеяли гулянку.

– Что там у тебя взрывается? – спросил Клаус озабоченно, не успев поздороваться.

– А, это салют. – Люся махнула рукой в сторону окна, она сидела на кухне, не догадалась уйти в спальню. – У нас Прощеное воскресенье, последний день Масленицы. Завтра Великий пост.

– Да-да! Я знаю, – живо откликнулся Клаус, – у вас все всегда с размахом. – Он на мгновение задумался. – Широкая русская душа…

– Загадочная, – невольно усмехнулась Люся, – Клаус, ты же понимаешь, что все это стереотипы. Не раз бывал в России, говоришь по-русски.

Он округлил глаза:

– Найн, Людмила, я, как человек, который давно знает Россию, утверждаю – русский народ особенный. Вы совсем не как европейцы. У вас все максимум – горе, радость; вы не можете жить по закону, у вас мало порядка…

Люся слушала его, с трудом сдерживая зевоту. Он усердно проповедовал какие-то свои надуманные выводы, слишком упрощенные, чтоб быть интересными. И почему-то именно сейчас она вспомнила старый фильм про войну, еще черно-белый, про наших и фашистов, и в этом фильме немцы тоже были уж очень глупыми, и слов-то они знали мало, умели только кричать свое приветствие. Вот такими же простецами сейчас Клаус описывал русских, и, кажется, сам себе нравился, прямо-таки любовался собой. Смешно. Люсе никогда не понять его и не ужиться с ним. Он сейчас очень старался, он уверен, что делает Люсе приятное, рассуждая о ее стране и народе, но ей даже опровергать его не хотелось – какой смыл? Если бы она любила его, сгорала бы от страсти, каждое свидание они проводили бы, не вылезая из постели, сдабривая любовные ласки вином и нежными словечками, наверно, они не скоро бы добрались до философских рассуждений или споров о политике, для этого нужно, чтоб наступила привычка, были общие дети и быт.

– Людмила, – она вздрогнула, возвращаясь к действительности, – я утомил тебя? – Глаза у Клауса уж очень несчастные. – Прости, я не должен был…

– Нет, ничего, все хорошо. Я ценю твое мнение, – подчеркнуто вежливо ответила она.

– Я не всегда понимаю тебя, – с грустью произнес Клаус, – ты ускользаешь, ты есть тайна.

«Вот дурачок, просто я не отношусь к тебе так, как тебе хотелось бы», – Люся улыбнулась.

– Должна быть в женщине какая-то загадка, должна быть тайна в ней какая-то… – пропела она.

– Эта песня откуда? – всполошился Клаус. – Кажется, я слышал эту песню?

– Какая разница. Просто старое кино. Погугли, если интересно: «Чародеи».

За окном громыхнуло, задрожали стекла. Люся выглянула. Соседи подожгли чучело. Костер сложили большой, но огонь все не разгорался, должно быть, дрова сырые. Хозяин бегал вокруг, плескал из канистры.

«Вот идиот», – Люся задумалась, глядя на черный дым с редкими языками пламени.

– Людмила, халло! Я тебя не вижу, – услышала она голос Клауса, доносившийся из ноутбука.

Вернулась к столу:

– Я здесь. Извини. Соседи костер разжигают с помощью бензина, я волнуюсь, как бы пожар не устроили.

Клаус опять округлил глаза:

– Костер возле дома? Это очень опасно! Вызывай полицию!

– Угу, а потом пожарников и «Скорую», – под нос пробормотала Люся. – Непременно, – пообещала она Клаусу.

– Обязательно напиши мне! – попросил он. – Или позвони! Я буду волноваться!

Зазвонил телефон, Люся взглянула – Виталий Стрешнев. Сердце екнуло – опять Базилька?!

– Да! – крикнула она в телефон, чуть не задыхаясь от волнения.

– Людмила, здравствуйте, Стрешнев беспокоит. – Люся уловила смущение в его голосе. – Есть пара минут, можете говорить?

Люся испугалась:

– Что-то случилось?!

– А, нет, ничего… я, кажется, напугал вас, – расстроился Виталий.

Она глубоко вздохнула, губы невольно растянулись в улыбку:

– Соседи жгут чучело зимы, дым коромыслом и вонь бензиновая. Как бы чего не вышло.

– Ну, не повезло нам с соседями, – кажется, он тоже усмехнулся, – я разберусь сейчас. Вы не волнуйтесь. Если позволите, я с просьбой…

Люся никак не ожидала, что Стрешнев обратится к ней с просьбой.

– Конечно, чем могу! – спохватилась, вспомнив о раненом коте.

– Во-первых, прошу прощения, если вдруг ненароком обидел. – Он замолчал.

– Что вы! Ничем вы меня не обидели. – «К чему он клонит? Ах да! Сегодня же Прощеное воскресенье! Из головы вон… Надо позвонить родителям, и Ольге, и…» – И вы меня простите, – уже спокойно добавила она.

За окном чадила облитая бензином «зима», сосед забыл о ней, он жарил шашлык на мангале, поливая угли дрянной вонючей жижей.

«Брр, – мелькнуло у Люси в голове, – потом они всем семейством будут есть обгоревшие куски мяса с химическим душком, хотя под водку не все ли равно…»

– У меня просьба, – услышала она, – завтра надо Барсика везти к ветеринару, а я целый день на работе. Не могли бы вы, если, конечно…

Она не дала ему договорить:

– Я же обещала помочь. Когда и куда везти?

Виталий рассказал, что клиника недалеко, на машине – пять минут. Врач знакомый, с ним договорено. Люсе всего-то надо зайти к Стрешневым, взять Барсика у Катерины Николаевны – Нютиной няни, отвезти на осмотр и привезти обратно.

– Буду обязан, – сказал Виталий.

– Сочтемся, – пошутила она.

Катерина Николаевна оказалась совсем еще не старой женщиной, такой уютной, полноватой тетушкой, круглолицей, с седыми кудрями. Она встретила Люсю немного настороженно, долго рассыпалась в благодарностях. Переноску с Барсиком донесла до машины сама. Поставила на заднее сиденье. Раскланялась и долго махала вслед.

– Ну что, котейка, как ты? – Люся посмотрела в зеркало заднего вида, стараясь рассмотреть Базильку в переноске. Кот не подавал признаков жизни. – Я по тебе скучаю, – призналась Люся, – а ты? У тебя такая прелестная хозяйка, твои домашние рабы – милейшие люди. Почему же ты приходил ко мне?