Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
– Значит, Елена Лепесткова… – начал он, – красавица, талантливая, мало того что драматическая актриса, так еще бог дал ей прекрасный голос. Она играла в театре, пела там, танцевала, ее заметил один тогда довольно известный режиссер, дал главную роль в своем фильме, фильм победил в Каннах…
– Неужели в Каннах? – недоверчиво переспросила Ирина. – На том самом фестивале?
– Представьте себе! Вот тут-то все и началось. Признание, интервью с зарубежными журналистами, пресса там просто с ума сошла. Да еще бесконечные фотографии – такую красивую и фотогеничную актрису все захотели снимать. В общем, познакомилась она там с одним фотографом. Помню фамилию, он потом большой известности добился, но называть не буду, потому что он давно умер, говорили, что от передоза, но кто его знает, как на самом деле было.
Короче, вернулась Елена сюда, тут, конечно, тоже пресса положительная – как же, фильм-то победитель самого Каннского фестиваля. Но, однако, дошли слухи про фотографа, видели их вместе и не раз. А надо вам сказать, что время было – начало восьмидесятых, тогда еще о перестройке и не слыхали.
Вызвали Елену в соответствующие органы, сделали внушение. Ей бы повиниться, промолчать, слезу пустить – актриса ведь, все могла изобразить, а она не захотела. Виноватой себя не чувствовала, ничего плохого не сделала, а что любовь у нее с фотографом получилась, то это, она сказала, ее личное дело.
– Так и правда – личное дело… – удивилась Ирина.
– Эх, молодость… – вздохнул Профессор, – ничего-то вы не знаете. Если бы все случилось хотя бы лет на пять попозже… тогда перестройка ход набирала, уже не так строго относились к зарубежным контактам. И раньше люди уезжали официально – в Израиль там, в Штаты. Ну, сложно, конечно, нервов помотают, но все же выпускали. Но Елена уж больно на виду была, и решили ей жизнь качественно испортить. Было тогда такое: человека сломать так, что он сам в петлю полезет или сопьется. Установка такая была, чтобы другим неповадно было. Ну, начали травлю по всем правилам. В театре, где Елена числилась, ее не больно любили, потому как все поголовно завидовали. Еще бы: молодая, красивая, талантливая… вы же понимаете!
Ирина сочувственно кивнула. Профессор продолжил:
– Главный режиссер заступаться не стал, его пугнули, что зарубежные гастроли зарежут, а уж бабы-то расстарались. Такую характеристику дали – в тюрьму не примут. Одна только заступилась старая актриса, на собрании выступила: «Совести, – кричит, – у вас нету совсем, что ли? Разве можно так человека травить?»
Ну, то ли еще помнила порядочных людей, то ли играла уже исключительно роли благородных старух, и Елена ей не конкурент была. Но все равно благородную бабулю вскорости на пенсию проводили. С почетом, правда, даже по телевизору показывали. А тогда Елену из театра быстренько уволили, в газетах гадости писали. Тот кинорежиссер, правда, не высказывался, имя свое марать не стал, но и не заступился. Мужа Елены таскали в органы.
– У нее муж был?
– А как же, незамужних за границу не больно тогда пускали. Муж был актер какой-то бесталанный, кое-как перебивался в массовках да на детских утренниках. Они уж и не жили вместе, но официально-то пока не в разводе. Ну, муж, конечно, на нее зол был, опять же зависть… короче, понаписал он на нее такого… вы не думайте, что я вру, мне сама Ляля рассказывала. У нее иногда проблески бывают, раньше были…
Как прочитала Елена его показания – так чуть с ума не сошла. Да, а фотограф к тому времени пропал. Елена ему звонит, телеграммы шлет, а в ответ ни слуху ни духу. Ну, телеграммы-то перехватывали, ясное дело, а почему он на звонки не отвечал, я уж и не знаю.
И выходит она в соответствующем настроении из Большого дома и садится в машину. Тогда мало у кого машины были, но Елена заработала, сама водила. И врезался в нее со всего размаха грузовик. Вроде бы водитель пьяный был, он и сам погиб. А она выжила, хоть и очень плохая была. Но тело-то подлечили, а вот голову нет. Память у нее отшибло начисто, ничего не помнит.
Кем работала, с кем жила, где снималась, про фотографа тоже забыла, но это и к лучшему. Врачи говорили, что со временем память восстановится, а пока выписали ее из больницы. Из театра ее уволили сразу, а пока в больнице лежала, муж развод оформил, квартиру разменял, ее запихнул в коммуналку, вещи все ценные забрал.
А она плохо соображает, все подписала. Жила на пенсию грошовую инвалидную, ну и покатилась потихоньку по наклонной плоскости… Красота-то сразу после аварии ушла, какими-то лекарствами ее пичкали, весь организм перелопатили, все разладили.
А потом уж риелторы-мошенники квартиру расселяли, и Лялю на улицу выбросили.
– А теперь она где живет? – сочувственно спросила Ирина, жалко было Лялю.
– Да по подвалам где-то да по чердакам… – Профессор тяжело вздохнул, – летом к себе вот пускаю… давно мы с ней познакомились, уж лет десять будет…
В это время раздался громкий стук в дверь, так что Ирина вздрогнула: ей показалось, что за дверью стоит тот самый смуглый убийца с рысьими глазами.
– Не открывайте! – Она вскочила и заметалась.
– Михалыч! – загремел бас за дверью. – Дак, ты на месте? Открывай уже, у меня времени нету совсем!
– Не бойтесь, это Леня, – шепнул Профессор, – надо открыть, постоянный клиент, он не уйдет.
Он повернул задвижку на двери и зайцем прыгнул в сторону, потому что дверь тотчас распахнулась от удара ногой, и в помещение ввалилась гора. Небольшая такая гора, не Эверест, но в комнате сразу же стало тесно. Гора повернулась, и стало видно, что на самой верхушке сидит маленькая круглая голова, а по бокам торчат руки, толстые, как бревна. Вот гора небрежно махнула одной рукой, и тотчас на пол обвалилась куча макулатуры.
– Леня, – строго сказал Профессор, – мы же договорились. Руками не махать, ногами не топать, головой не вертеть, басом не орать, иначе внутрь пускать не буду.
– Извиняйте, – повинился Леня и тут увидел Ирину.
Он громко ахнул, прижал руки к сердцу и попытался поклониться, отчего своротил еще одну кучу макулатуры.
– Леонид! – загремел Профессор.
Леня наклонил голову, и Ирина, наконец, заметила совершенно круглые детские его глаза. И рот пухлый. Было такое чувство, что голова явно от другого тела.
– Принимай груз, Михалыч, – сказал Леня нормальным голосом, – у нас аврал, ремонт начался, бумаг столько на выброс.
– В издательстве Леня работает дворником, – объяснил Профессор, – у них рукописи копятся. Они велят, чтобы в электронном виде присылали, а авторы все равно в бумажном шлют.
– Уж как Ольга Павловна ругается! – подхватил Леня. – Делай, говорит, что хочешь, но только, чтобы я этого безобразия больше не видела. Зарываемся, кричит, в рукописях этих! Девай их куда угодно! Так что я вечером еще принесу.
Профессор вышел вместе с Леней, чтобы принять макулатуру, а Ирина приготовилась уходить. Но тут Ляля внезапно очнулась и села на своей коечке.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
