– Это был очень странный разговор, Данила, особенно в свете того, что произошло дальше.
– А что было дальше? – спрашивает Данила.
Я раздумываю и оглядываюсь по сторонам.
Мы с тобой стоим в холле метро. Справа и слева от нас, спереди и сзади люди в серых костюмах.
Чего они от нас хотят? Кто их послал?
Даже я пока не понимаю этого, хотя, в отличии от Данилы, хорошо помню все, что произошло дальше.
Ну что ж, коли так, значит у нас есть время.
Но может быть, его мало? Тогда надо спешить.
* * *
Тебя положили на диван в одной из комнат левого флигеля.
– Я же вам говорила! – прошипела Кассандра. – Зачем он стал с ними спорить! Нужно было втереться в доверие к Совету и вы– красть Серафитуса...
– Зачем? – я смотрел на нее и не понимал, что происходит. – Втереться в доверие?.. Выкрасть Серафитуса?..
Вы что, так ничего и не поняли?! – взъелась на меня Кассандра.
– Что я «не понял»?!
– Они считают, что Карма мира не должна быть изменена, – заговорщицки шептала Кассандра. – Они хотят гибели мира! А вы с вашими Скрижалями пытаетесь его спасти! И поскольку Серафитус в их руках, теперь они просто отключат его от аппаратов. И все – Скрижаль пропала!
И тут только я понял, что мы допустили гигантскую, непоправимую ошибку! Действительно, теперь члены Совета просто убьют человека, в котором скрыта Скрижаль Завета. И на этом – все. Наша работа будет провалена. Это же так просто! Партия проиграна в три хода...
– Ну ладно, – вздохнула Кассандра. – Я должна подумать. Что-то же можно сделать... Но учтите, вы постоянно находитесь под наблюдением. Попытаетесь бежать – вас возьмут на месте! Будете действовать без моего ведома – это стопроцентная смерть.
Она вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.
А я места себе не нахожу. Мне кажется, что еще мгновение, и я сойду с ума. Как я мог так глупо поступить? Почему я не уговорил тебя найти общий язык с Советом? Почему я не верил, что Серафитус – это человек со Скрижалью? Господи, я вел себя как полный дурак! Я в отчаянии.
* * *
Ты был в забытьи несколько часов. Лежал на диване с открытыми глазами и повторял, как заведенный:
– Отпустите меня... Отпустите меня... Отпустите меня...
–Данила, – я теребил тебя за плечо, – что значит отпустить? Куда отпустить? Откуда? Кто тебя держит?!
Но все без толку. Ты не отвечаешь и только одно – «отпустите меня».
В себя ты пришел только к ночи. Кассандра заходила несколько раз, справлялась о твоем состоянии.
– Анхель, что будем делать? – ты повернул голову и посмотрел на меня.
– Я не знаю... Тебе нужно как-то войти в контакт с Серафитусом.
– В нем нет Скрижали, – говоришь ты, продолжая все так же безучастно лежать на диване.
– Господи, Данила! – я почти взмолился. – Не начинай это, пожалуйста. Ты то приходишь в себя, то словно испаряешься. А я тут сиди и понимай, что нам делать! Я совершенно запутался. И этот разговор с Советом... Только подумай – кто они, и что теперь будет! Что ты там устроил?.. Неужели нельзя было...
От безысходности, от тяжести, лежавшей у меня на душе, я был на грани нервного срыва.
– Анхель, мы в ловушке.
Ты уставился в потолок. Взгляд остекленевший, уставший, измученный. Положил руки на лицо и стал его растирать.
– Я понимаю, что мы в ловушке, – я даже разозлился на тебя. – Данила, нам нужна помощь!
– Анхель, когда человек в отчаянии, он думает только о том, кто ему поможет. И именно в этот момент очень важно понять: ты сам – тот человек, который может тебе помочь. Выход появится только в тот момент, когда ты перестаешь искать помощь на стороне. А до тех пор ты оглядываешься, вместо того чтобы присмотреться.
– Это философия, Данила. Сплошная философия...
– Нет, это не философия, – сказал ты. – Какую помощь ты ждешь? Чем тебе могут помочь?
– Ну, я не знаю. Хоть бы с твоими голосами разобраться.
Так давай разбираться с голосами, – предложил ты. – Допустим, что во мне действительно говорят мужская и женская сущности. Если они сущности, то, насколько я понимаю, они универсальны: сущность мужского и сущность женского. Они ведь не могут быть у разных людей разными?
– Нет, не могут, – согласился я.
– А теперь подумай Анхель, как мы можем узнать об этих сущностях, если не привлекать к этому Серафитуса?
– Наверное, как и с любой другой сущностью? – предположил я. – Нужно своей собственной сущностью сконцентрироваться на предмете. Затем идти внутрь него, раздвигая внешние слои. И добраться до основания. Ведь сущность – это ничто, которое обретает себя в конкретном содержании.
– Это как? – ты сначала поднялся на локте, а потом и вовсе сел на диван. – Я не понял.
Сложный вопрос. Рассказывая о сущностях, становишься собакой – все понимаешь, а сказать не можешь.
– Это трудно объяснить, – сказал я. – Ну, вот, например, человек. Он рождается с пустой душой. Образно выражаясь, конечно. И дальше его душа, как бы, находит себя. Она сталкивается с обстоятельствами жизни, проявляет себя в них и в результате становится самой собой. Но ведь она и до всего этого была самой собой – душой, но невоплощенной. И вот то, чем она была до того, как обрела себя, и есть ее сущность. Понятно?
– Ты посмотрел на меня и устало улыбнулся:
Будем считать, что понятно. На самом деле, понятно мне или не понятно, это не имеет значения. Просто сконцентрируйся на предмете, затем иди внутрь него, раздвигая внешние слои... Ты должен увидеть эти сущности. Пока не увидишь, мы будем в ловушке. А надо двигаться...
Я опешил. Ты говорил об этом так спокойно и так уверенно! А мы находимся в чудовищной ситуации!
– Ты что, Данила?! Я не могу! Я не в том состоянии. Для такого созерцания на душе должен быть покой. А меня всего словно рвет изнутри...
Ты тихо рассмеялся. Потом посмотрел на меня – спокойно, по-доброму, как ты умеешь, и говоришь:
– Анхель, на тебя одна надежда. Если бы ты только знал, что сейчас творится у меня в голове. Они орут. Эти двое – мужчина и женщина. Орут, словно их режут. Они ненавидят свою жизнь, они ненавидят друг друга. Будь у них больше решимости, они бы, наверное, убили бы друг друга. И это единственное, что их объединяет, больше – ничего общего. А ведь они – муж и жена. Теперь я в этом абсолютно уверен.
Муж и жена?! – у меня шок. – Они – настоящие, обычные люди?! Это не сущности мужчины и женщины?!
– Нет, Анхель, нет, – ты говоришь об этом определенно, как о совершенно решенном вопросе.
