— Я сейчас. — Но раньше, чем вошедший заговорил,Лиана поняла, что это Жак Перье. Верный помощник, правая рука посла — честноелицо, очки в роговой оправе, всегда битком набитый портфель. Из-за Жака ихмедовый месяц заканчивался, так и не начавшись. Она слышала, как ониразговаривают в гостиной. Через минуту Арман вошел в спальню.
— Он ушел? — Лиана, все еще в одном белье, сиделана постели.
— Нет… Мне очень жаль, Лиана… Тут несколько телеграмм…Их принесли перед самым отъездом. Я должен… — Он на секунду запнулся, стараясьзаглянуть ей в глаза. Но она только улыбнулась.
— Ладно, я все поняла. Вы будете работать здесь?
— Нет, наверное, пойдем к нему. Закажи пока что-нибудьпоесть. Я вернусь через полчаса. — Он быстро поцеловал ее и вышел, егомысли были уже далеко. Лиана снова заглянула в меню, но есть ей совсем нехотелось. Ее мучил другой голод. Ей нужен был Арман, ей хотелось все время бытьс ним. Она легла на кровать, закрыла глаза и скоро уснула. Ей снился пляжгде-то на юге Франции. Она видела Армана и пыталась подойти к нему, но ейпреграждал путь незнакомец с лицом Жака Перье. Лиана проспала два часа, покадевочки с гувернанткой не вернулись из бассейна.
В соседнем люксе Хиллари Бернхам стояла перед баром и сраздраженным видом изучала его содержимое. Шампанского было хоть залейся, но никапли шотландского виски.
— Черт бы побрал этот паршивый бар. Вонючиефранцузишки, вечно думают только о своем проклятом вине. — Она захлопнулабар и повернулась к Нику — темные глаза сверкали, волосы, черные и блестящие,как шелк, ниспадали на эффектное платье из белого крепдешина. Шляпку Хилларишвырнула на стул, войдя в гостиную. Отделка апартаментов не вызвала у нееникакого восхищения, она даже не заметила окружающего ее великолепия. Первымделом Хиллари распорядилась, чтобы горничная начала распаковывать чемоданы содеждой и погладила черную атласную юбку и малиновую блузку, которые хозяйкасобиралась надеть вечером.
— Может, сначала осмотримся вокруг, а уж потом тывыпьешь, Хил?
Ник наблюдал, как Хиллари, качая головой, отошла от бара,похожая на обиженного, безнадежно несчастного ребенка. Он никогда не могпонять, отчего она так несчастна. Конечно, ее всячески баловали и в детстве, ив юности, муж ее раздражал, она разочаровалась в жизни, и все-таки ему труднобыло понять ее. За маской грубости, дерзости скрывалась прелестная женщина, всееще имеющая над ним большую власть. Самым грустным было то, что она никогда небыла так же сильно привязана к нему. Несколько раз Нику приходила в головусумасшедшая мысль, что на корабле жена изменится, что вдали от нью-йоркских ибостонских друзей она снова станет той девушкой, которую он встретил когда-то,но в эту минуту он понял, что все эти мечты — ерунда. Накануне вечером Хилларинесколько раз куда-то звонила из своей туалетной комнаты, а в одиннадцать ушлаи вернулась только через пару часов. Он не спрашивал, куда она ходила. Теперьэто не имело значения. Они уезжали на целый год.
— Хочешь шампанского? — Он говорил па-прежнемуровно и доброжелательно, но теплоты в его голосе почти не осталось.
— Нет, спасибо. Я, пожалуй, зайду в бар.
Она взглянула на план помещений корабля и выяснила, что одиниз баров расположен как раз под ними. Прежде чем выйти из каюты, она быстропровела по губам помадой. Джонни гулял с гувернанткой по палубе, и, немногопоколебавшись, Ник решил пойти с женой. Он принял решение не спускать с нееглаз, чтобы она хотя бы здесь не взялась за старое. Что бы там ни оставалось унее в Нью-Йорке, во Франции он не намерен позволять ей делать то же самое.Американцев в Париже было сравнительно немного, не хватало еще, чтобы о нейначали говорить. И если она собралась вести себя в том же духе, как и последниедевять лет, то, значит, ему придется ходить за ней по пятам.
— Куда ты?
Она удивленно взглянула на него через плечо.
— Я решил пойти вместе с тобой в бар. — Онспокойно встретил ее взгляд. — Ты не возражаешь?
— Вовсе нет. — Они разговаривали как чужие люди.
Хиллари спустилась в круглосуточный гриль-бар на шлюпочнойпалубе. Ник пошел за ней. Это был тот самый бар, который так заинтересовалЛиану отделанными кожей стенами. Он выходил окнами на палубу первого класса,где собралось много пассажиров, наблюдавших за отплытием «Нормандии». Теперьони парами и небольшими группами направлялись в бар, оживленно разговаривая исмеясь. Только Хиллари и Ник мрачно сидели в полном молчании, по крайней мере,так казалось Нику, наблюдавшему, как люди входят и рассаживаются. Внезапно онясно осознал, что просто не знает, о чем говорить с этой женщиной, как будтоони совершенно чужие друг другу. Все, что он знает о ней, это то, что онапостоянно ходит на вечеринки, покупает новые наряды и при первой возможностистарается улизнуть в Ньюпорт или Бостон, Как, в сущности, странно, что ониоказались здесь вдвоем. Пока Хиллари заказывала себе виски, Нику пришло вголову, что она, пожалуй, чувствует себя здесь, в этом баре, загнанной вловушку. Он сидел и не мог придумать, что бы такое сказать. О чем говорить сженщиной, которая избегает его вот уже девять лет? «Привет, как живешь? Как тыжила эти годы? Будем знакомы, меня зовут Ник…» Он невольно улыбнулсяабсурдности этой мысли и, подняв голову, увидел, что Хиллари смотрит на него слюбопытством и подозрительностью одновременно.
— Что смешного?
Он хотел ответить что-нибудь неопределенно-успокаивающее, нопередумал.
— Мы смешные, Хил. Я все стараюсь вспомнить, когда мы стобой последний раз вот так сидели, никуда не торопились, не ссорились. Какнелепо. Я никак не могу придумать, что тебе сказать.
Он совсем забыл, как она быстро заводится, но совсем нехотел сердить ее сейчас. У него даже мелькнула надежда, что они снова найдутобщий язык. Может быть, без своего бостонского дружка Хиллари изменится. Онснова улыбнулся своим мыслям и накрыл ее длинную нежную руку своей,почувствовав под пальцами бриллиант в десять каратов, который сам когда-топодарил ей. Вначале он дарил ей много драгоценностей, но это ее не очень-торадовало, и в последние годы он перестал делать ей подарки. Зато теперь онаполучала дары от других, например этот жакет из лисы, который появился у неепрошлой зимой, потом большая брошь с изумрудами — она ее надевает, словнодразня его… кольцо с рубином… Он старался не думать об этом. Ничего хорошего отэтих размышлений не будет. Он заглянул в ее большие темные глаза и улыбнулся.
— Привет, Хиллари. Как хорошо, что ты здесь, со мной.
— В самом деле? — Она казалась скорее грустной,чем рассерженной. — Не знаю, почему так получается, Ник. Я никогда не былатебе хорошей женой. — В ее голосе слышалось не раскаяние, а лишь легкийоттенок горечи.
— Мы стали чужими за эти годы, Хил, но, я надеюсь, не навсегда.
— Навсегда, Ник. Ты ведь почти не знаешь меня, а я,сказать по правде, часто не могу даже вспомнить, кто ты такой. Я только смутнопомню, что было время, когда мы с тобой куда-то ходили вместе, ты казался мнетаким красивым, мы смотрели друг на друга… — Ее глаза заблестели, онаотвернулась. — Теперь все не так.
