— Даю вам торжественную клятву.
— Хорошо. У вас есть десять лет. За это время вы должны укрепить «Глобал» и сделать ее одной из самых солидных и уважаемых компаний в своей области. Не забывайте, это пятый этап нашего соглашения.
— Никогда не забуду, — ответил Таунсенд. — Я всю жизнь буду вам благодарен, Элизабет. Вы спасли не только мою компанию, но и меня вместе с ней.
— Мне было приятно вам помочь, — сказала Э.Б., — но моя работа останется незавершенной до тех пор, пока «Глобал» не станет «голубой фишкой»,[45] и это признают все, даже ваши недруги.
Таунсенд серьезно кивнул. Она нагнулась, открыла свой портфель, достала стопку кредитных карточек и отдала ему.
— Спасибо, — поблагодарил он.
На ее губах промелькнула тень улыбки. Она встала и протянула ему руку. Таунсенд пожал ее.
— Надеюсь, скоро увидимся, — сказал он, провожая ее до двери.
— Надеюсь, что нет, — покачала головой Элизабет. — Я не горю желанием второй раз попасть в эту мясорубку.
Около стола Хитер Элизабет повернулась к нему. Ему внезапно захотелось поцеловать ее в щеку, но он решил этого не делать. Бересфорд так же официально пожала руку его секретарше, потом бросила взгляд на Таунсенда, кивнула и вышла без единого слова.
— Фантастическая женщина, — заметил Таунсенд, уставившись на закрытую дверь.
— Это точно, — с тоской протянула Хитер. — Она даже мне кое-что объяснила насчет вас.
Таунсенд хотел спросить, что же она могла ей объяснить, но Хитер уже продолжала:
— Перезвонить в Белый дом?
— Да, и немедленно. Совсем вылетело из головы. Когда я с ним поговорю, соедините меня с Кейт.
Таунсенд вернулся в свой кабинет, а Элизабет тем временем стояла в коридоре и ждала лифт. Она торопилась вернуться в банк, закончить все дела и убрать документы в сейф — за последний месяц ее ни в один выходной не было дома, и она обещала мужу, что обязательно придет на школьный спектакль, где ее дочь играет роль Гвендолин. Лифт наконец добрался до верхнего уровня, она вошла в кабину и нажала кнопку первого этажа. В этот момент подъехал еще один лифт, но двери закрылись раньше, чем она увидела, кто из него выскочил и бегом бросился к кабинету Таунсенда.
Лифт остановился на сорок седьмом этаже, и к ней подсели три молодых человека. Они продолжали оживленно беседовать, как будто ее там не было. Когда один из них упомянул имя Армстронга, Элизабет стала внимательно прислушиваться. Она не могла поверить своим ушам. Каждый раз, когда лифт останавливался, в кабину заходили новые люди, и она узнавала все новые и новые подробности.
Запыхавшийся Том влетел в кабинет Хитер.
— У себя? — только и сказал он.
— Да, мистер Спенсер, — ответила она. — Он только что закончил разговор с президентом. Вы можете пройти к нему.
Том распахнул дверь кабинета в тот момент, когда Таунсенд набирал номер по своему личному телефону.
— Ты слышал новости? — выдохнул он.
— Да, — поднял голову Таунсенд. — Я как раз звоню Кейт, хочу ей сообщить, что Пирсон согласился продлить ссуду.
— Рад это слышать. Но это уже не новости, это история. — Том упал в кресло, в котором всего несколько минут назад сидела Элизабет.
— О чем ты говоришь? — удивился Таунсенд. — Я сам только что об этом узнал.
В трубке раздался голос:
— Алло, это Кейт Таунсенд.
— Ты знаешь об Армстронге?
— Об Армстронге? Что он еще затеял? — спросил Таунсенд, не обращая внимания на телефон.
— Алло, — повторила Кейт. — Меня кто-нибудь слышит?
— Он совершил самоубийство, — сообщил Том.
— Это ты, Кит? — говорил в трубке голос Кейт.
— Что он сделал? — Таунсенд уронил трубку на рычаг.
— Судя по всему, он выбросился за борт несколько часов назад, и какие-то рыбаки выловили его тело у побережья Сардинии.
— Армстронг мертв? — Таунсенд крутанулся на стуле и несколько минут молча смотрел в окно на Пятую авеню.
— Подумать только, моя мать его пережила, — произнес он наконец.
Тома слегка озадачило его заявление.
— Я не верю, что это было самоубийство, — сказал Таунсенд.
— Почему? — спросил Том.
— Не его стиль. Мерзавец всегда верил, что ему все по плечу.
— По всей видимости, неиссякаемым источником Армстронга был пенсионный фонд компании, — продолжал Том. — На эти деньги он не только покупал собственные акции, но и откупался от профсоюзов в Нью-Йорке.
— Пенсионный фонд компании? — повторил Таунсенд. — О чем ты говоришь?
— Армстронг обнаружил, что на счету фонда денег гораздо больше, чем требуется по закону, и он стал сливать оттуда по несколько миллионов за раз до тех пор, пока их председатель правления не узнал, что он вытворяет, и подал в отставку.
Таунсенд снял трубку внутреннего телефона и нажал три кнопки.
— Что ты делаешь? — спросил Том.
— Ш-ш-ш, — Таунсенд приложил палец к губам. Услышав голос на другом конце провода, он спросил: — Это бухгалтерия?
— Да, сэр, — говоривший мгновенно узнал австралийский акцент. — Это Хэнк Тернер. Я заместитель главного бухгалтера компании.
— Вот вы-то мне и нужны, Хэнк. Прежде всего скажите мне, в «Глобал» существует отдельный счет пенсионного фонда?
— Да, конечно, сэр.
— И сколько сейчас у нас на этом счету? — спросил он.
Он положил трубку и стал ждать ответа. Элизабет Бересфорд, поднимаясь в лифте назад, успела добраться только до девятого этажа, когда заместитель главного бухгалтера перезвонил и доложил Таунсенду:
— На девять часов сегодняшнего утра баланс этого счета составляет семьсот двадцать три миллиона долларов.
— А какую сумму требует от нас закон? Сколько должно быть на счету, чтобы наши обязательства по пенсионному фонду считались выполненными?
— Чуть больше четырехсот миллионов долларов, — последовал ответ бухгалтера. — Благодаря прозорливой инвестиционной политике нашего инвестиционного менеджера, нам удается опережать инфляцию.
— Значит, у нас имеется более трехсот миллионов долларов сверх того, что нам предписывает закон?
— Совершенно верно, сэр, но правовое положение обязывает нас всегда…
Таунсенд положил трубку и повернулся к своему адвокату. Тот потрясенно смотрел на него.
Бересфорд вышла из лифта и направилась по коридору к кабинету Таунсенда.
