телефону название моего труда, он весьма резко и безапелляционно отрезал: «А где Вы видели сегодня достоинство в Украине? Вот когда оно появится, тогда и будем беседовать». На том наш разговор и оборвался. Не теряя, однако, надежду на более плодотворный диалог, я позвонил другому судье Конституционного Суда Украины в отставке, не менее первого облеченного всякими научными регалиями правоведу. В ответ я услышал столь же категорический и, пожалуй, на этот раз, лишенный даже деланной вежливости, отказ обсуждать предложенную тему. Мысленно поблагодарив коллег за прямодушие и искренность, про себя отметил, что эти замечательные качества в нашем обществе всё чаще и чаще стали проявляться лишь в тех случаях, когда нужно кому-то отказать в сочувствии и поддержке.
Обескураженный столь недвусмысленной реакцией двух корифеев в области конституционного права, я невольно задался тягостным вопросом. Если полным фиаско завершилась моя робкая попытка даже завязать диалог с именитыми украинскими юристами, которые добрых девять лет призваны были стоять на страже достоинства, свободы и прав человека, то что тогда можно требовать от множества безымянных работников «правоохранительных» органов, которые и слыхом не слыхивали об этих неоспоримых для любой державы общечеловеческих ценностях? Конечно, в условиях современной Украины — это риторический вопрос. Но сколь бы ни казался сей вопрос наивным, а всё же никуда не деться от поиска на него ответа, иначе жизнь в этом государстве будет представлять опасность уже не только для нас, но и для многих поколений наших потомков. Вот к сему нелегкому поиску истины я и приглашаю далее своих читателей. Причём поиск этой истины в значительной степени усугубляется тем, что как заметил российский писатель Григорий Шалвович Чхартишвили (псевдоним — Борис Акунин) «чувство собственного достоинства — это самое ценное и самое раритетное чувство, чувство — которое у нас в стране всегда находилось в катастрофическом дефиците». А искать то, с чем очень редко, но чаще всего никогда не сталкивался, для многих может оказаться непосильной задачей.
Человеческое достоинство, не побоюсь этого утверждения, пожалуй, самое важное, наиболее сложное и трудноуловимое, а потому и малоисследованное понятие в истории человечества. Проблема усугубляется ещё и тем, что можно исписать тома книг, провести неисчислимое множество дискуссий, прочитать тысячи проповедей с амвонов всех церквей мира, но при всём том ни на йоту не приблизиться к постижению этого уникального свойства человеческой личности. К этому благу, как ни к какому иному, применим каламбур знаменитого англичанина о секрете, завернутом в тайну, скрывающем в себе загадку. Разумеется, при таком положении вещей непозволительной роскошью было бы претендовать на постижение этого уникального порождения земной цивилизации в небольшом разделе настоящего исследования.
Однако можно привести один-единственный пример, который не оставит и тени сомнения в сути этого поистине Божественного дара людям — творцам столь несовершенного мира на нашей планете. Летопись исторической памяти народов, вероятно, хранит немало блестящих образцов проявления высоты человеческого духа. Но для автора этих строк наиболее впечатляющим представляется жизнь человека, который самой смертью своей вписал в эту летопись одну из самых ярких страниц под именем Януша Корчака. Общепризнанно, что оно стало символом достоинства, силы духа, мудрости и поистине самозабвенной любви к детям. Именно под этим литературным псевдонимом и вошёл в историю Гершем Гольдшмит (1878–1942) — педагог, писатель, мыслитель, врач.
Появившись на свет в 1878 г. в Варшаве, этот замечательный человек всю свою нелёгкую жизнь посвятил детям, вместе с которыми погиб в душегубке одного из нацистских лагерей смерти. Этот трагический и вместе с тем весьма поучительный эпизод заслуживает того, чтобы читатель обратил на него самое пристальное внимание именно в этой книге, книге, посвященной человеческому достоинству.
По инициативе Корчака в 1911 г. в Варшаве, на улице Крохмальной, 92, открылся «Дом сирот», который просуществовал около тридцати лет. Там великий педагог создал детское царство, крошечный мир равенства, справедливости и уважения к личности каждого ребёнка. В этом «государстве» детей не могло быть места насилию, тирании, неограниченной власти со стороны кого-либо, в том числе и взрослых наставников. Жизнь юных созданий протекала в условиях полного самоуправления вплоть до проведения увлекательных детских референдумов по всем спорным вопросам совместного бытия. Первостепенное значение в этом бесподобном сообществе приобрёл импровизированный суд, который был уполномочен на вынесение вердикта лишь в одной из двух форм: оправдать или простить. В этот храм правосудия спешили со своей челобитной даже воспитатели, если у них возникало маломальское сомнение в справедливости своих поступков по отношению к детям. Возвышенный мир душевности и духовности Корчак созидал с участием лишенных родительской любви обитателей детского дома. Важнейшим принципом отношений между всеми строителями этого уникального царства добра и милосердия стало уважение к человеческому достоинству каждого населяющего его существа.
Вот весь этот сказочный мир детства, включавший сирот, воспитателей во главе с престарелым Корчаком, гитлеровцы без какого-либо снисхождения к возрасту загнали в еврейское гетто Варшавы. Ученики, коллеги и друзья педагога не единожды пытались склонить его к побегу. Но он неизменно отвечал им отказом, ибо не допускал и мысли бросить своих маленьких и беззащитных подопечных на произвол судьбы. По воспоминаниям одной из его знакомых, прозаика Ирены Кшивицкой (1904–1994), «когда началась депортация евреев, друзья молили и упрашивали Корчака бежать из гетто. Но какой святой убегает от своих мук? Его смерть, разумеется, была не нужна, а сам он мог бы ещё пригодиться другим. Не только же эти сироты были на свете. С точки зрения обычного здравого смысла, смерть Корчака была не меньшим абсурдом, чем самоубийство врача, у которого пациент умирает от неизлечимой болезни. Но такие, как Корчак, думают другими категориями. Разве мог он остаться жить с тем горьким сознанием, что бросил детей в смертный час? И чего уж там душой кривить, именно он нужен был им, чтобы смягчить страшные мучения предсмертного часа».
Он остался. Остался с одной-единственной целью: как можно дольше утаить от детей ужасную правду о подстерегавшей их участи. Остался, чтобы своим присутствием вдохнуть надежду, преодолеть страх, сомкнуть ряды, когда скрывать человеческую подлость окружающего их мира станет уже невмоготу. Одним из проявлений этой низости стала неожиданность нападения организованного вооруженного нацистского воинства на беззащитное царство детей. Утром 6 августа 1942 г. в Доме сирот позавтракали, начали убирать посуду, как вдруг раздались свистки и крики: «Alle Juden raus!» — «Все евреи на выход!».
Дети построились в колонну по четверо, их было уже более двухсот. По воспоминаниям очевидцев, старшие мальчики по очереди несли зеленое знамя короля Матиуша с изображением клевера. Никто из подростков не закричал, не заплакал, не побежал, не спрятался, они лишь теснее сомкнули ряды вокруг своего Учителя, Отца и Защитника. Впереди шел доктор Корчак с двумя малышами — одного нес на руках, другого
