Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 159
бабушки. Ускоряется его сближение со столичными интеллектуальными кругами и с научными учреждениями.
Питательную почву для своих интересов он находит в Институте мировой литературы АН СССР. Именно тогда у него укоренилась любовь к российской словесности, сочетаемая с фундаментальными знаниями, что прекрасно выразилось как в его первой книге «Вольная русская литература», так и в его второй (и последней) книге – «Иван Бунин», а также в серии позднейших статей для итальянских академических изданий – о Б. Пастернаке, Л. Толстом и проч.
Уже с конца 50-х гг. его приглашают как переводчика на встречи с гостями из Италии, и у него завязываются связи с итальянскими интеллектуалами, посещавшими СССР, – в первую очередь, с миланским театральным деятелем Паоло Грасси, который затем регулярно присылал в Москву диски, книги, журналы.
Вместе с тем у Мальцева всё отчетливее формировалась его идейная и, следовательно, политическая позиция. Всё яснее ему становилась лицемерная ложь государства, его удушающая несвобода. Коммунистические идеи, прекрасные на бумаге, проводились в жизнь через тупую диктатуру, полицейскими методами. Любые проявления вольного слова искоренялись и подавлялись. На родине царила идеократия — так он стал определять эту систему правления.
В итоге филолог уходит в диссидентство, посещая сходки инакомыслящих москвичей, в первую очередь, у Павла Литвинова. Начинается протестная деятельность. В феврале 1968 г., вместе с единомышленниками, он подписал обращение в защиту А. Гинзбурга и Ю. Галанскова, одновременно обратившись к Генеральному секретарю ООН с просьбой помочь ему эмигрировать из Советского Союза. В декабре того же года он подписал обращение к народным депутатам СССР и РСФСР с протестом против осуждения участников «демонстрации семерых» (осудивших оккупацию Чехословакии) на Красной площади; в апреле 1969 г. новое письмо – против ареста И. Яхимовича.
Через него на Запад, с помощью знакомых итальянцев, уходят самиздатовские рукописи, многие из которых он потом – по памяти! – анализирует в своей монографии.
Тогда же Юрий Владимирович становится членом-основателем Инициативной группы по защите прав человека в СССР: в этом качестве он подписал первое письмо группы – в ООН (20 мая 1969 г.), и другие документы.
Незадолго до этих событий в его профессиональной карьере свершилось значительное событие: его принимают на должность преподавателя итальянского на истфаке МГУ, с дальнейшими радужными перспективами. Но он рискует своим положением ради правозащитной деятельности и, в самом деле, из университета весной 1969 г. его увольняют.
Важное для его идейного становления лето 1969 г. он провел на Рязанщине с известным диссидентом – Андреем Амальриком, когда тот писал ставшее знаменитым эссе «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?».
Вернувшись осенью в Москву и отдавая себе отчет, что безработный диссидент – легкая мишень для возможных репрессий (как «тунеядец»), он устроился на почту разносчиком телеграмм.
Но подобное укрытие – тоже не надежно: его вызывают в Военкомат и оттуда отправляют в психиатрическую больницу, где Мальцев провел месяц, описанный в воспоминаниях «Репортаж из сумасшедшего дома» (включенный в наш том).
Такой относительно краткий срок в психушке был определен международным резонансом: его знакомый журналист из “Corriere della Sera” Пьетро Сормани сразу же, 21 октября 1969 г. печатно дал тревожную новость. Спустя десять дней 31 октября, он ее повторил, дав другие примеры карательной психиатрии в СССР. Имя итальянца, кстати, Мальцев нигде не называет, но нам удалось его установить.
Пьетро Сормани был пять лет в Москве спецкором “Corriere della Sera”, написал биографию Брежнева и другие книги. Однако мы можем предположить, что особой близости у них с Мальцевым не возникло – подзголовок в миланской газете определял диссидента как критика неосталинизма, в то время как он постоянно подчеркивал ограниченность этой формулы и позиционировал себя критиком марксизма-ленинизма. Более того, уже в будучи в Италии, Мальцев публично критиковал позиции Сормани, который, по его мнению, повторял ложные мифы о России.
Заметка Пьетро Сормани (подписавшимся Р. S.) в газете “Corriere della Sera” 21 октября 1969 г.: «Протестующий заперт в сумасшедший дом. Обличал неосталинизм»
В конце 60-х гг. советский режим проявлял относительную мягкость – после месяца психушки Мальцеву удалось выйти на свободу, и более того – устроиться на работу по профилю: в 1969–1970 гг. он – преподаватель итальянского на кафедре иностранных языков Строгановского училища. Будучи изначально склонным к академическому труду, тогда же он налаживает сотрудничество с Институтом философии АН СССР. Для Института он переводит сложный трактат либерального философа Лючио Коллетти «Марксизм и Гегель»[324]. В результате этого труда в 1971 г. он – научный сотрудник Института, получив должность по конкурсу.
Однако затишье длилось недолго. В 1972 г. начался новый виток преследований активных диссидентов: арест Петра Якира и Виктора Красина, их жесткая обработка. Этих двух правозащитников удалось сломать, запугав тогда многих других. Мальцева постоянно вызывают на дачу свидетельских показаний в Лефортовскую тюрьму КГБ. Он отпирается… На очных ставках Красин безуспешно уговаривает его рассказать о встречах с итальянскими корреспондентами и о передаче на Запад антисоветской информации и рукописей. Мальцев теперь живет с непреходящим ощущением грядущего ареста.
Однако советская власть, после показательного процесса над «раскаявшимися» Якиром и Красиным, принимает решение выпустить за рубеж других диссидентов, и в 1974 г. Мальцев получает чаемый документ о том, что «лицо без гражданства по фамилии Мальцев имеет право покинуть Советский Союз через пограничные пункты Чоп или Шереметьево в двадцатидневный срок».
Начинается новая жизнь. Политэмигранта берет под свою опеку Толстовский фонд, которым руководила дочь писателя Александра Толстая. Сначала он попадает в лагерь беженцев под Триестом, затем – счастливый поворот судьбы: его берет под опеку католический Фонд «Христианская Россия» (в Сериате, близ Бергамо).
Ему удалось тайно вывезти часть своих рукописей, и он публикуется в эмигрантской периодике – в «Новом журнале», в «Новом русском слове», в «Русской мысли». Пишет новые статьи и главный труд – о вольной литературе.
Однако и в Италии Мальцев становится инакомыслящим. К его изумлению, он попал в общество, глубоко проникнутое симпатиями к марксистской доктрине – той самой, которой он, рискуя свободой, пытался противостоять в России.
Кое-каких единомышленников он все-таки здесь нашел – в первую очередь, в упомянутом Фонде «Христианская Россия», который привечал советских диссидентов и печатал их в своем издательстве “Casa di Matriona”. Когда в 1976 г. в Германии в издательстве «Посев» вышел трактат «Вольная русская литература», именно “Casa di Matriona” издала книгу на итальянском[325], опубликовав затем и «Бунина» (еще до русского издания).
Редкой возможностью для Мальцева громогласно высказаться стала Венецианская Биеннале 1977 года, целиком посвященная диссидентству в СССР и в странах Восточной Европы. Этой теме были посвящены все секции
Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 159
