- А что дальше, а? Вы уже придумали? Полковник? – спросил Люсьен Мальзьё, повернув к нему голову.
- Займусь разведением овец, - лениво ответил Юбер, не оборачиваясь и не видя его лица.
- Неожиданно! – донеслось до него.
- Мне надоело быть агнцем, пора податься в пасторы.
Шутка удалась. Рассмеялись несколько человек поблизости, кто слышали. И принялись пересказывать тем, кто сидели рядом. Полковника здесь если не любили, то по-настоящему уважали. История о прорыве у форта Изабель никак не утихала, и пусть для многих с войной покончено, а ошеломительный разгром французской армии и переговоры в Женеве привели к окончательному уходу Французского союза из Индокитая, сейчас это все еще было слишком болезненно и важно. Однако люди, сидевшие в самолете, пусть измотанные и поверженные, все еще могли шутить – и это важно никак не менее.
Своими собственными ногами полковник Юбер спускался по трапу самолета, когда тот сел в аэропорту Орли, держась лишь за поручни. И его хромота сейчас очень сильно бросалась в глаза. Так он и будет прихрамывать всю оставшуюся жизнь, даже когда рана как следует заживет. Теплый июльский ветер касался его лица и шевелил седоватые волосы у висков, давно не стриженные и оттого торчащие из-под кепи.
Оказавшись внизу и ступив несколько шагов, он вгляделся в толпу родственников и близких, которым разрешили выйти на летное поле.
Сегодня Франция встречала и чествовала своих героев. Будут ли встречать его, Анри не знал. Он вообще не знал, что случится после того, как коснется родной земли, но в некотором смысле многое и без того представлялось ему довольно ясно в долгосрочной перспективе. Не так уж он и шутил про овец.
Его взгляд скользнул по головам. Встречающих к ним не подпускали жандармы, выстроившиеся в цепь, чтобы дать пройти прибывшим. А потом Анри увидел Мадлен. Она в чем-то светло-голубом стояла там, со всеми, и отчаянно сжимала букет белых лилий, стебли которых, должно быть, измялись в руках, и на лице ее было написано столько, что Юбер невольно подумал: «Неужели все это мне?»
Она тоже его увидала. Махнула ладошкой, а потом неожиданно наклонилась вниз. И только тогда он разглядел темноволосого мальчишку лет четырех в коротких штанишках и нарядной матроске, жавшегося к ее ногам. Мадлен что-то шепнула ему на ухо, указав на Юбера, и глаза мальчугана широко-широко раскрылись, будто бы он увидел самое удивительное из чудес на свете.
Анри отстал от толпы солдат, с которыми следовал туда, где их ожидали для торжественной встречи мужи государственные и оркестр уже грянул Марсельезой. Замешкался и сделал шаг по направлению к семье. Одновременно с этим мальчик выкрикнул: «Папа!» - и, нырнув под ногами жандармов, помчался ему навстречу, никем не пойманный, а растерянные лица окружающих выглядели очень потешно.
- Папа! – снова и снова кричал восторженный мальчик, который совсем не мог его помнить. Ему хорошо жилось – у него все было впервые. И нет ничего удивительного в том, что его отец вернулся с войны. Юбер наклонился, раскрыл ему руки, и он влетел в них юрким воробышком, никто и понять не успел. А потом был подхвачен и поднят вверх. Отец подбросил его в воздухе. Их глаза встретились на небольшом расстоянии, вперившись друг в друга. Лионец усмехнулся и негромко сказал:
- Ну, привет, Анри-Робер. Как ты тут без меня?
Надо отдать мальцу должное, он нисколько не оробел. Лишь принял вид самый прилежный, какого, наверное, никто от него и не видал, судя по ссадинам на коленках и сходившей со лба шишке, раскрасившей место ушиба в бледно-зеленоватый цвет.
- Все хорошо, папа! – белозубо улыбнулся мальчик, будто бы знал его тысячу лет. – Я ждал тебя. И мама, и бабушка.
- Очень ждал?
- Очень!
- Покажи как, - подмигнул ему Юбер и тут же оказался заключенным в крепкое объятие новоиспеченного сына. Тот обхватил его шею обеими ручками, приник к нему всем телом и зарылся головой в его плечо. Полковник быстро поцеловал детскую макушку, а после в каком-то юношеском порыве нахлобучил на мальчугана свое кепи, чем привел того в неописуемый восторг. Снова нашел глазами в толпе Мадлен, увидел, что она плачет. Махнул головой: не надо! И она принялась отирать слезы. Лишь после этого, с ребенком на руках полковник направился к солдатам, прекрасно зная, что просто так его не отпустят, а малец ему тут не по регламенту. Но на это плевать.
Обнять Мадлен ему довелось уже после всего. Она целовала его лицо и плакала, утверждая, что всегда знала: он обязательно вернется к ним. И еще что мадам Кейранн ждет их всех в Доме с маяком и тоже очень скучает.
- Ты, похоже, похудела, - сердито сказал ей Анри, обнимая ее за талию, пока они ждали машину, а вокруг них бегал сын.
- Тебе кажется, - пожала плечами она, пряча довольную улыбку.
- Нет, ты в самом деле похудела! Загнала себя совсем. Что вы наворотили в мое отсутствие?
- Я думаю, что тебе понравится. Мама разошлась не на шутку. Но, верно, ей по нраву такая жизнь.
- А тебе – по нраву?
- Нам с Анри не хватало только тебя.
Они оба взглянули на мальчика, который, услышав, что говорят о нем, остановился на месте и посмотрел вверх. Козырек кепи упал ему на лицо, а голова провалилась в головной убор, как в котелок. И без того смешные уши оттопырились еще сильнее, и Юбер негромко рассмеялся. Вторила ему и Мадлен, а потом вдруг сказала:
- Мама говорит, что это ничего, что он похож на тролля сейчас. Уши еще могут измениться, у тебя в детстве так же было. А сейчас вполне симпатично.
Смех его оборвался, но улыбка с лица не сошла. Он очень внимательно посмотрел на Мадлен и проговорил:
- Тетушка Берта правда так считает?
- Конечно. Они у него уже меняются, раньше хуже было.
- Ну тогда нам совсем не о чем волноваться.
После они уехали в Елисейский дворец, где Юбер побывал во второй и, к его удовольствию, последний раз в жизни, а из него он выходил командором ордена Почетного легиона.
Еще неделю они пробыли в Париже, бродя по магазинам, гуляя улицами, обедая в маленьких кафе, навестив Уилсонов и посетив две вечеринки подряд – у Антуана де Тассиньи и у генерала Риво, ушедшего в отставку. Мадлен привезла с собой фотоаппарат, и он делал один за другим портреты ее и сына, будто бы так удерживая время, которое неумолимо бежало вперед.
А потом они сели на поезд, который следовал в Брест, чтобы в Ренне к ним присоединились Эскрибы и все вместе они наконец отправились к океану.
КОНЕЦ
