Ознакомительная версия. Доступно 34 страниц из 168
Возле такыра, посредине которого вырыта яма для водосбора — неглубокий колодец с технической водой, — находится формовочный цех: ряды саманных тонких плит, расфасованные в пропорции золотого сечения, усеивали площадь в половину футбольного поля. Хашем строит храм: намечает кладкой основание, по краям складывает битое стекло, вбивает над ним квадратом четыре штыря, обвязывает стальной проволокой и запускает в предгрозовую погоду четыре воздушных змея на проводящих нитях — на размотанной с трансформатора медной проволоке. Змей вместе с проволокой сгорает, как вспыхнувшая от свечки паутина.
— Молния захватывает то один, то два змея, редко сразу четыре — вилкой, — говорит Хашем. — Вспыхнувшие змеи срываются вниз, земля брезжит огнем, занявшись от остаточного коронного разряда.
Так вот, битое стекло, отутюженное долгой мощностью молнии, венчает углы кладки переливчатым витражом, ярко вспыхивающим с полетной высоты. Кроме стекла Хашем еще использует окрашенный охрой песок. В результате храм получается полупрозрачным, слоистым, нарядным, как венецианское стекло.
4
Хашем устраивал в Ширване разное. Степь была его полигоном. Людей для их же спокойствия не трогал, чурался их. А самого тоска в уста целовала. Вот только с Аббасом была особая связь, что-то вроде сыновнего чувства. «Комиссар» Аббас не был слишком умен, но прямота, честность, упорство во всем, что касалось профессии, — суды за отнятые у браконьеров ружья, полный разор хозяйства и проданный мотоцикл ради погибавших зимой кудрявых пеликанов, облезлых страшных вонючих птиц, несколько дюжин которых он выходил у себя во дворе и с которыми вместе питался той же рыбой, и жену молодую кормил, а та укладывала в раскаленное масло подлещиков, плакала и боялась выходить во двор, полный взбалмошных, будто в нервном дурмане находящихся пеликанов, крылья как палки. Все это поднимало внутри Хашема волну теплоты и повиновения.
Но это с людьми. Со зверьем он был упорно пытлив, пробуя и так и этак. Однажды выкупил тигра из зверинца, который разъезжал по провинциальным окрестностям и остановился в Сальянах. Несколько вагончиков, зарешеченные окна, зловонные колесные клетки, облупившаяся надпись «70 лет „лавровая веточка“ Советскому цирку».
Хашем два дня торговался с хозяином. Вместе с Аббасом они везли в мотоциклетной коляске накормленного димедролом тигра с забинтованной мордой. Бинт развязался и трепался по ветру.
Сначала Хашем планировал организовать вольер — вырыть ров, обставить решеткой с шипами, но потом передумал и выпустил тигра в Ширван, решив добавить соперничества расплодившимся волкам. Тигр на воле оказался необыкновенно пуглив и слаб, повадился питаться птицей, переняв способ охоты у шакала. Входя в заросли камыша, проваливался, барахтался и тонул. Приходилось спасать.
Наконец ослабел настолько, что был атакован волками, которые не стали его грызть — летом волки сыты и не агрессивны, — а погнали прочь от озера. Однажды, гонимый голодом-убийцей, тигр все равно пришел к озеру и был атакован шакалами, но, загнанный в угол, сумел отбиться и убить шакала, которого и съел. Зимой уже оправлявшегося тигра загнали залетные с Мугани собаковолки — помесь волка и собаки, отличающаяся от собак особым устройством стаи, способом охоты и силой, а от волков — тем, что совершенно не боятся ни запаха железа, ни человека. От тигра не осталось ни ножек, ни рожек.
В начале осени у несчетного болотца по дороге к Бяндовану уже в темноте я споткнулся о черепаху, неправильно упал, подвернул ногу, сел растирать связки. Черепаха тем временем очнулась, расправила морщинистые кожухи, поводила голой старческой шеей. Забуксовав, свалившись с бугорка, за который зацепилась донцем, проползла мимо, царапнув по лодыжке. Купольный ее панцирь, похожий на немецкую каску, пронес перед моими глазами в луче налобного фонарика тонко выцарапанные строчки. Передо мной была пятая по счету встреченная за сентябрь черепаха с цитатой из Писания на панцире. Цитату я фотографировал и сводил при помощи тетрадного листа и карандаша, предъявляя затем Хашему.
Он коротко взглянул.
— Это про рыжую телицу. Как очиститься после битвы с помощью пепла красной коровы.
Множество черепах по неизвестной причине поползли по Ширвану, предъявляя Писание солнцу. На некоторых черепахах надписи растянуты и вывернуты разросшимся, размножившим роговые квадраты панцирем.
5
Процедура исцелений проходила по схеме, близкой к празднику Святого Йордана.
Целительский шатер был установлен близ Восточного кордона, ближайшего к шоссе. Все происходило так. Хашем сидел в позе лотоса посреди армейской десятиместной палатки, к нему заходила плачущая женщина с трехлетним ребенком на руках. Заходясь скороговоркой рыданий, она объясняла, что ребенок страдает приступами лихорадки, что каждые два месяца она ложится с ним в больницу. Хашем выслушивал и, не говоря ни слова, вставал коленями на коврик — молиться. Во время его краткой молитвы, стараясь не привлекать внимания, я развертывал аптечку американского десантника, непочатыми упаковками которых меня снабжал Керри. Помимо толстенького, размером с Евангелие, симптоматического справочника на папиросной бумаге, там было все для выживания и даже воскрешения. Сильнейшие антибиотики шестого поколения, о которых в странах третьего мира никто никогда не слышал и не услышит. Антидоты против семидесяти восьми тропических инфекций и тридцати пяти обыкновенных.
Тоже стоя на коленях, но не на молитвенном коврике, а на тростниковой циновке, листнув справочник, я находил и раскрывал капсулу, высыпал одержимое в серебряную рюмочку, размешивал в воде порошок или, если ребенок был способен проглатывать, так и давал в облатке. Изредка просил позволить сделать укол. А в тяжелых случаях требовал прийти еще раз, уже без очереди.
На счету нашего медпункта было две легкие гангрены, десяток малярий и пяток лихорадок неизвестного происхождения, туберкулез, четыре плеврита, три астмы.
Этого оказалось достаточно для баснословной нашей славы.
Проблемы с продовольствием у Апшеронского полка имени Велимира Хлебникова с началом целительской деятельности его предводителя пропали незамедлительно. Люди несли нам кур, уток, хлеб, мешки ленкоранского чая, вели баранов и привозили центнеры меда, которым Аббасу даже пришлось торговать на обочине трассы. Из пожертвованных саженцев фруктовых деревьев вокруг Восточного кордона был разбит и высажен сад. Крестьяне сами работали над ним под руководством Рустема и Ильхана, привозили и разбрасывали навоз, двадцать «КамАЗов» лесного перегноя были спущены с Гиркана.
Триумфом Хашема стал случай, когда Аббас шагнул к нам в кибитку с бездыханным мальчиком на руках, пораженным шестисотвольтовым электрическим разрядом. Пульс едва прощупывался только в бедренной вене, тридцать в минуту, становился слабее и реже. Я сидел над мальчиком и думал. В шатер сомнамбулой вошел отец ребенка, безмолвно обезумевший мужчина в вымокшей рубахе. Он сел и стал раскачиваться над сыном, взяв его за руку и целуя его в запястье.
Я дождался, пока Хашем распластается в молитве, вынул ампулу и мигнул Аббасу. Тот понял меня мгновенно. По-кошачьи кинулся на отца мальчика и, приговаривая что-то тихонько и яростно сквозь сжатые зубы, схватил его за руки и завалил на землю. Я прицелился и вонзил иглу. Она попала в ребро и загнулась. Отец мальчика хрипел под Аббасом, не произнося ни слова, и я видел, как Аббас слабел. Хашем лежал ничком.
Ознакомительная версия. Доступно 34 страниц из 168
