– А всё твои таблетки! – говорил он, выпроводив не желавших уходить студентов. – За одно это лекарство тебе нужно поставить памятник! Дорого, но с ними я совсем не чувствую своих лет. И с женой то же самое. Теперь их хоть можно без труда купить в любой аптеке, а одно время исчезли, и пришлось использовать связи, а вы знаете, как я этого не люблю!
– Скажите ему, учитель, своё мнение о плагиате! – попросила жена. – А то до сих пор не хочет работать, всё делает из-под палки!
– Серьёзно? – удивился Герасимов. – Я считал тебя умнее! Какой плагиат, где ты его увидел? Плагиат – это воровство. Человек вложил ум, силы, время и талант, а кто-то всё это присвоил. И у кого крадёшь ты? По-твоему, восстанавливающий чужие полотна реставратор тоже вор? Ты труженик, видел я, как ты работаешь. И талантлив во всём. Я прочёл много книг и не жалуюсь на память, но вряд ли смогу так восстановить хоть одну, чтобы читалась не хуже, чем у автора. Указывай в своих работах, так сказать, первоисточник и не думай о том, что могут сказать глупцы. Главное в творчестве – это доставлять радость людям, а ты это делал. И Люся тоже. Многие до сих пор вспоминают ваши концерты и говорят, что с вами «Голубые огоньки» были веселее. А ваш «Воин» – это один из лучших фильмов отечественного кинематографа! Его купили даже американцы. Не знали? Вам по-прежнему нельзя жить в Москве? Жаль, я по вам соскучился. Расскажи хоть анекдот, давно я от тебя их не слышал…
В этот приезд впервые за последние пять лет встретились с Машеровым. И он внешне мало постарел и выглядел бодрым. На сколько же лет увеличится наша жизнь, если мы так рано начали устранять повреждения в организме?
– А вы почти не изменились, – сказал он, когда мы вошли в его кремлёвский кабинет. – Садитесь ближе.
– Вы тоже прекрасно выглядите, – сказал я. – Таблетки?
– Они, – кивнул Пётр Миронович. – Нам пришлось открыть секрет. Всё равно к нему уже начали подбираться, а так хоть заработали на лицензии. Теперь по всему тихоокеанскому побережью США выгребают водоросли и ловят ежей. Со временем это приведёт к росту населения в наиболее богатых странах. Медики считают, что при раннем приёме можно увеличить срок жизни чуть ли не вдвое. Тебе за это многое спишут. Думаю, что вам придётся просидеть в затворниках лет десять, а потом можно жить нормально. Ты уже не будешь знать никаких секретов, да и злости в отношении вас поубавится. Твоя популярность на Западе растёт, поэтому со временем вряд ли кто пожелает сводить счёты. И дети за это время подрастут. Если надоела Балаклава, можем поменять на что-нибудь другое.
– Пока всё нормально, – ответил я. – А как дела с реформой?
– Газеты читаешь? – спросил Машеров. – Значит, должен быть в курсе. У нас в них теперь не врут… почти. Не всё и не везде так хорошо, как хотелось бы, но с недостатками борются. Революционных изменений больше не будет, только доведение до ума уже сделанного. Хозяйство большое, да и кадры кое-где оставляют желать лучшего. На всё нужно время.
– Хотел задать вопрос, – сказал я. – Люся подала одну идею. Что, если написать фантастический роман из моей жизни о том, как всё было раньше? Должна получиться очень поучительная вещь. Люди стали жить гораздо лучше, чем в моё время, и всё равно наверняка есть много недовольных. Мы не выиграем у Запада соревнование по производству барахла, да и нет в этом никакого смысла. Люди должны жить комфортно и интересно, а не гнаться за новинками только потому, что их на это толкает реклама. В моё время специально не делали долговечных вещей, чтобы иметь гарантированный сбыт. Даже ткани выпускали такие, которые быстро протирались и рвались. Прочитают, что принёс капитализм, будут больше ценить то, что имеют.
– Написать о развале Союза? – задумался Машеров.
– От проблем не закрыться лозунгами, – сказал я. – И не настолько уж крепка эта новая общность людей, как нам хотелось бы. Вот пусть и подумают, стоит ли делиться, а после пускать кровь соседям, с которыми до того мирно жили сотни лет. Разрыв хозяйственных связей ударил по всем. После этого десять лет не могли оправиться. А войны и вражда? И потом это же фантастика.
– К тому, что исходит от тебя, присматриваются очень внимательно. Я пока не готов ответить на этот вопрос. Книга будет большая?
– Будут три книги, и все не тонкие.
– Тогда договоримся так. Ты пишешь первую книгу и отсылаешь её мне. Мы посмотрим и скажем, пойдёт ли она в печать. Если не захочешь писать на таких условиях, лучше не браться.
– Попробую, – согласился я. – К вам будет просьба. Я хотел сделать это сам, но поскольку связан в передвижении…
– Не тяни, – недовольно сказал Машеров. – Говори что нужно.
– Есть одна женщина, с которой мы в следующем году моей реальности образовали семью. Ей было нелегко в жизни: семья родителей распалась, а своей она не создала и квартиры не получила, жила в общежитии на пару с одной девушкой. Жить стали лучше, и с квартирами теперь намного легче, но, если не вышла замуж, вряд ли для неё что-то поменялось. Мужа вы ей не найдёте, но квартиру-то можно дать? Хоть бы однокомнатную. И я был бы признателен, если бы мне о ней хоть что-нибудь написали.
– Интересно?
– Дело в другом. Я чувствую себя немного виноватым. Понимаю, что это глупо, но все равно… Я ведь прожил с ней всю жизнь. И если сейчас она останется без семьи, или попадётся какая-нибудь дрянь…
– Понятно, – сказал Машеров. – Не так это и глупо. Возьми ручку и блокнот и пиши её координаты. Что можно, мы для неё сделаем. А вам самим что-нибудь нужно?
– У нас есть всё, – ответил я, – разве что отцу с тестем не помешала бы небольшая мотолодка. Оба заядлые рыбаки. Деньги у меня есть, нужно только купить и доставить.
– Сделаем. Им выделят лодку с базы подводников. Что-нибудь ещё?
– Спасибо, – ответила Люся, – больше ничего не нужно.
На следующий день мы собрали друзей на квартире Герасимова и хорошо посидели. Все регулярно употребляли таблетки и мало изменились. Утром следующего дня вылетели в Севастополь.
– Вроде ненадолго уехала, а успела соскучиться! – сказала Люся, тиская детей. – Не только по ним, но и по родителям и даже по квартире. А посижу неделю, и снова станет скучно. Когда возьмёшься за книгу? Мне страшно интересно её почитать. Одно дело, когда просто рассказываешь, а другое – роман.
– С сегодняшнего дня и возьмусь, – решил я. – Остальное можно отложить.
Первую книгу я написал за три месяца, но отсылать не стал, пока на стол не легла толстая пачка отпечатанных листов второго тома. В нём было много такого, что могло подтолкнуть руководство к опубликованию книги, один первый том могли и не напечатать. Книги были отправлены в адрес Машерова в начале апреля восемьдесят третьего года, а через десять дней от него пришло сообщение из двух слов: «Пиши третью».
Квартиру Светлане дали вскоре после нашего возвращения. Об этом говорилось в присланном мне письме. В остальном, пока не вмешался я, её жизнь поменялась мало. Я очень надеялся, что двухкомнатная квартира и должность заведующей аптекой позволят ей лучше устроить жизнь. О последнем я не просил, но, видимо, азовское начальство проявило инициативу, узнав, что судьбой молодого провизора заинтересовались в ЦК.
