Ознакомительная версия. Доступно 31 страниц из 155
Самой ходовой фразой у рядовых матросов была: «У короля много», которой на флоте его величества принято провожать тонущий корабль. Девиз «Погибаю, но не сдаюсь» популярностью здесь не пользовался, да за двести лет непрерывных побед британского флота он как-то и не успел войти в обиход.
Шульгин представил Воронцову коммодора Гуденеффа. Дмитрий поднес ладонь к козырьку фуражки, представился.
— Вы неплохо сражались, — произнес он традиционную вежливую фразу, — однако бог не счел возможным даровать вам победу.
Командир линкора скептически усмехнулся и тоже отдал честь, не по-нашему выворачивая ладонь.
— Только за каким чертом вы полезли в Севастополь? — продолжил Воронцов. — Один ваш писатель говорил: «Не все, что можно делать безнаказанно, следует делать». Вообразили, что русского флота больше не существует и вам можно вести себя здесь, как в Занзибаре или Шанхае?
— Я не адмирал пока еще, сэр, и теперь уже вряд ли им стану. Мое дело — выполнять приказы. Но в частном порядке скажу: мне это дело не нравилось с самого начала. Мы ведь были союзниками в великой войне. Увы, интуиция меня не подвела.
— Хорошо быть умным раньше, как моя жена потом. — Шульгин постарался как можно адекватнее перевести эту поговорку на английский.
— Только я все равно не понимаю, как вам это удалось. Даже при том, что стреляли вы лучше и на ваших самолетах очень мощные бомбы. Тут какое-то совершенно другое качество…
— Не все же нам Цусима, иногда можно и мыс Сарыч. — Воронцов показал рукой в сторону невидимого крымского берега. — Теперь это название наверняка войдет в историю…
— Как символ позора английского флота?
— Скорее всего как символ самонадеянной глупости его командиров, — жестко ответил Воронцов. — Только сейчас у вас еще есть выбор. От имени своего адмирала передайте по эскадре приказ идти в Севастополь и там разоружиться. По радио, «ратьером», сигнальными флагами — как угодно.
Лицо коммодора напряглось, словно нервно сжатый кулак.
Шульгину его стало жалко. Сашка был довольно чувствительным человеком и чужое унижение переживал почти как свое. А Воронцову — нет. Здесь сказывалась разница их профессий и жизненного опыта.
— Такого приказа я отдать не могу. Лучше умереть. Погибших в бою рано или поздно история извиняет, а так… Ваш адмирал Небогатов не оправдается никогда.
— Дался вам Небогатов. Во-первых, он уже, наверное, умер. Во-вторых, выхода у него действительно в тот момент не было. В-третьих, вину за Цусиму лично я возлагаю на вас, на Англию. Вы выпустили из бутылки японского джинна и еще пострадаете от него больше нашего. Командуйте…
— Нет!
— Воля ваша. Честь вы, возможно, и сохраните. Только для кого? Вы готовы подписать официальный отказ от предложения интернироваться, будучи напавшей стороной?
— Согласен. Безусловно, согласен. — Коммодор отчего-то увидел в этом предложении выгодный для себя шанс.
— О’кей, — кивнул Шульгин, протягивая Гуденеффу офицерскую полевую книжку, в которой он уже успел набросать по-английски текст.
— А почему бы вам самому не передать этот приказ? Якобы от имени командующего? — спросил вдруг коммодор с таким видом, будто нашел идеальное для всех решение.
Шульгин издевательски рассмеялся, а Воронцов ответил серьезно:
— Именно поэтому, дорогой капитан. Мы здесь с полковником люди чести. Не желаем, чтобы вы потом обвинили нас в фальсификации. Вам же еще мемуары писать, там вы и оттянетесь насчет коварных и подлых славян… Нет уж, каждый пусть сам утирает свои сопли…
— Так что, согласны подтвердить свой героизм? — спросил Шульгин, снова поднимая блокнот.
Коммодор нервно расписался.
— Ты этого хотел, Жорж Данден, — усмехнулся Сашка. — Теперь смотрите… Письма семьям покойников, которые пока еще живы, я заставлю писать лично вас!
Эскадра Колчака к этому моменту окончательно вышла за пределы досягаемости английских орудий. Наперехват линкоров снова пошел «Беспокойный», неся на мачте трехфлажный сигнал и дублируя его «ратьером».
Ответом на предложение спустить флаг был беспорядочный огонь бортовых казематов ставшего головным «Центуриона».
— Еще раз жаль. У вас на эскадре очень безрассудные ребята…
Воронцов посмотрел на часы, снова козырнул и по старой флотской привычке заскользил вниз по поручням трапов, почти не касаясь ногами ступенек. Перемахнул с палубы линкора на борт «Валгаллы», и пароход, взбурлив воду винтами, быстро стал удаляться.
— Наблюдайте, коммодор, наблюдайте, — повторил Шульгин. С севера, стремительно увеличиваясь в размерах, шли «Чайки». — Мы договорились, что сдаваться никто не желает…
Сашка, изображая стоическую невозмутимость, снова сунул в рот сигару.
— Да, капитан, я забыл вам предложить. — Он достал из заднего кармана плоскую титановую фляжку. — Глоток коньяку сейчас не помешает.
Истребитель Губанова вычертил петлю точно над фок-мачтой «Центуриона», ушел, словно резвясь, далеко в море, там развернулся и помчался назад на бреющем полете. В паре километров от линкора его самолет свечкой взвился вверх, но перед этим выпустил из-под фюзеляжа полупрозрачный дымный жгут.
Противокорабельная ракета «Экзосет», точно такая, какой аргентинский лейтенант сжег 6 мая 1982 года английский эсминец «Шеффилд» в бою у Фолклендских островов, вонзилась в высокий борт линкора сразу за второй башней. Страшный взрыв трехсоткилограммового кумулятивного заряда не только пробил главный броневой пояс, но и сорвал десятидюймовые стальные плиты с креплений вместе с тиковой прокладкой и вспорол тонкие листы основной обшивки. В образовавшуюся брешь хлынула вода, разливаясь по угольным ямам, коффердамам и продольным коридорам корпуса.
Вслед за первой «Чайкой» на боевой курс уже заходил следующий истребитель.
Свою ракету он выпустил в «Бенбоу». Эти штуки класса «воздух — корабль» предназначены для стрельбы с расстояния до сорока километров, а когда их выпускают практически в упор, то попасть можно как из пистолета в ту же точку, куда был направлен лазерный прицел.
Линкор подбросило вспухшим у него под носом водяным гейзером. Ракета взорвалась на метр ниже ватерлинии, почти оторвав многотонный кованый форштевень.
Еще десять самолетов кружились в небе над эскадрой, ожидая команды и выбирая цель.
Шульгин подождал, когда коммодор в достаточной мере проникнется сутью происходящего. Потом почти силой забрал у него бинокль.
— Прикажете продолжать?
— Это черт знает что такое! — пробормотал Гуденефф сведенными судорогой губами.
— Отнюдь. Обыкновенные 533-миллиметровые торпеды, несколько нестандартно используемые. Ваши «торникрофты», атаковавшие в Кронштадте в девятнадцатом году Балтфлот и без объявления войны, и без предупреждения о том, что скоростные катера могут нести торпеды, тоже показались кое-кому дьявольским оружием. Насколько я помню, они целились в «Нарову», которая имела на борту больше трех сотен мин заграждения. К счастью, не попали. А если бы попали? Взрывом бы снесло полгорода. С многочисленным мирным населением. А ведь ваше правительство даже большевикам постеснялось тогда войну объявить, не то чтобы о женщинах и детях подумать…
Ознакомительная версия. Доступно 31 страниц из 155
