Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 158
— Что за чушь вы несете, капитан?!
— Тише, товарищ генерал. Вам просили передать: «Глебушко — за решеткой небушко».
Младший по званию чин, не сказав больше ни слова, свернул в правый коридор и исчез за захлопнувшейся дверью. Рокоссовскому надлежало подняться выше, на третий этаж. Однако после малопонятной фразы незнакомого капитана он, вместо того чтобы поторопиться, преодолел по инерции несколько ступенек, а потом замедлил шаг и осмотрелся по сторонам. Кроме него на лестнице никого не было. Постояв в задумчивости несколько секунд, генерал продолжил движение. В его шаге продолжали чувствоваться сила и уверенность. Однако сам-то он уже знал: что-то произошло. Что-то из ряда вон выходящее.
На встречу на аэродроме его вызывал Глеб Старков, сокамерник по тридцать седьмому году. «Глебушко — за решеткой небушко» — так его прозвали в тюрьме. Он был освобожден в тридцать девятом, вернулся назад, в разведку. И работал здесь, в Москве. Но они с тех пор не встречались. Не было причины. Теперь, судя по всему, повод появился. Раз Старков вызывает, значит, произошло нечто неординарное.
* * *
Самолет Рокоссовского должен был вылететь в расположение фронта в восемь тридцать вечера. В восемь десять генерал предупредил подчиненных, что минут на десять отлучится: несварение желудка, дескать. Полковник Кудашев из особого отдела сочувственно посмотрел командиру вслед: коснись на подобном совещании его личности, с ним бы и не такое произошло.
Рокоссовский зашел в туалет. Закрыл за собой дверь. Одна из трех кабинок ожила, и перед ним возник Старков.
— Ну ты и выбрал, Глеб Иваныч! — Рокоссовский широко развел руками, — место для встречи.
— И тебе здоровья. — Старков принял объятия маршала и троекратно расцеловал его. — Прости, друг, но по-другому нельзя. Сантименты в сторону. Времени у нас в обрез. Ты с Фитиным встретился?
— Нет. А что, должен был?
— Да. — Старков нервно дернул плечом. — И он не подходил к тебе?
— Нет. Да что случилось-то, Глеб Иваныч?
— На совещании тебе что сказали?
— A-а, вон оно в чем дело, — горько усмехнулся командующий. — И до тебя, значит, дошли слухи. Сняли меня, Глеб Иванович, с основного направления. А до Варшавы осталось всего сто километров! Ты ведь знаешь, что для меня значит — освободить Варшаву. Лично освободить! Ан нет, не вышло.
Как-то в камере, в один из долгих ночных разговоров, Рокоссовский признался старику, за что, как ему казалось, его посадили. На самом деле генерала звали не Константин Рокоссовский, а Константи Рокоссовски, и был он наполовину поляком. Внуком и правнуком польских дворян, кавалерийских офицеров. Сталин об этом знал и помнил. А еще вождь Страны Советов помнил, как Ленин обвинил его когда-то в халатности, безграмотности и полнейшей бездарности как военачальника. И произошло это в далеком революционном 1920 году, когда Красная армия понесла сокрушительное поражение при наступлении на Варшаву. С тех пор Сталин терпеть не мог поляков. В том числе Рокоссовского.
— И еще происки Жукова! — Рокоссовский в ярости ударил по стене кулаком. — За спиной, можно сказать, предательски нанести удар!..
— Успокойся. Жуков ни при чем. — Старков посмотрел на часы: время поджимало. — Ты фигура проходная, а он — основная. В новой игре Хозяина под названием «Заговор генералов 44-го года». Вот так-то, Костя.
— Не понял. — Рокоссовский наклонился к лицу Старкова: — Ты хочешь сказать, меня опять хотят отправить в тюрьму?
— Нет. Расстрелять. Вместе с Жуковым и другими генералами, фамилии которых фигурируют в списке Абакумова. Костя, у нас осталось всего несколько минут. Прошу, не перебивай. Выслушай, а потом, когда примешь окончательное решение, перезвони. Вот телефон. — Старков сунул в руку командующего листок с цифрами. — Предложение следующее. До сих пор у нашего Усатого все получалось, потому что никто не оказывал никакого сопротивления. Вспомни тридцать седьмой. Ведь на самом деле никакого заговора не было. Всё выбили на допросах. А конец вышел один для всех: и тех, кто наклепал на себя, и тех, кто сохранил свое имя. Но дай они ему тогда отпор, и неизвестно, как и что бы произошло. Сейчас аналогичная ситуация. Сталин вызвал сюда, в Москву, диверсанта. Судя по всему, с акцией, подобной ликвидации Кирова. Этого человека я знаю. Мы можем использовать его в своих целях. Поверь, у нас появилась единственная уникальная возможность переиграть Хозяина. Но мне нужна твоя поддержка. И помощь Жукова. На момент ликвидации вы оба должны находиться в Москве со своими людьми.
Рокоссовский рванул верхний крючок кителя:
— Ты думаешь, что говоришь?!
— Думаю, Костя, думаю. И ты подумай. Очень хорошо подумай. Вспомни, как все было несколько лет назад. А после прими решение. Если будешь со мной — дай знать. Ну, а на нет, как говорится… Теперь в твоих и только твоих руках все наши жизни.
* * *
Мюллер с Даллесом согласовали практически все позиции к шести вечера. Шефу гестапо следовало поторопиться: поезд на Берлин отходил через полтора часа. Когда группенфюрер покинул отель, Геверниц скептически усмехнулся:
— Вы верите, что он стопроцентно выполнит свои обещания?
— Конечно, нет. Но сделает все для того, чтобы выполнить. К тому же у нас будет возможность аргументировать отказ по некоторым позициям.
— Вы не допустите, чтобы он жил в Америке?
Даллес налил себе стакан яблочного сока:
— Наоборот. Я сделаю все, чтобы перевезти его в Штаты. — Мелкими глотками он осушил стакан с напитком. — Через полчаса можно ужинать. Сок, мой дорогой Геро, следует принимать за полчаса до приема пищи. Тогда ваш желудок будет работать, как часы. И еще раз повторю, — вернулся к теме беседы Даллес, — я сделаю все возможное, чтобы наш новый друг переехал в Нью-Йорк. Или в Вашингтон. Мюллер умен. И приземлен. Перед нами только что сидел не фанатик и не романтик от фашизма. В этом кресле сидел очень умный и дальновидный игрок. Он просчитал все наши шаги. Или почти все.
— Я для себя сделал кое-какие пометки, — Геверниц разложил салфетки.
— Можете их выбросить. Я все прекрасно запомнил. — Даллес подошел к окну, задернул шторы. Затем включил свет. — Мюллер сделал несколько отправных точек для будущего диалога. Обронил, например, что у него имеется материал практически на всех агентов, работающих за рубежом. Причем он не сказал вслух, что имеет в виду и людей, живущих в Штатах. Но мы-то с вами поняли. И информацию по ним сможем получить только тогда, когда он пересечет границу нашей страны. Это и ребенку понятно. Кстати, подобных моментов было несколько. Но не они меня интересуют. Их Мюллер выставил на всеобщее обозрение, как бы давая нам возможность понять, что он фигура очень ценная. В чем лично я и не сомневаюсь. Меня заинтересовало другое. В одной фразе Мюллер случайно оговорился — и именно случайно, потому что тут же переключился на другую тему, — о грядущих изменениях в СССР. Любопытно, что он имел в виду?
Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 158
