Преступление считается преступлением, даже если оно совершено во время войны или же победителем после ее окончания. Возможно, через несколько десятков лет после этой великой трагедии мирового масштаба наступило время, чтобы рассмотреть эти проблемы более объективно.
В Нюрнберге могло быть опасным все, даже любезность католического тюремного капеллана, преподобного отца Сикстуса О’Коннори. Несмотря на то, что орден августинцев, к которому он принадлежал, происходил из отшельнического сообщества, отец не имел в себе ничего от пустынника, как раз наоборот. Он был доброжелательным, подолгу беседовал с задержанными и защищал заключенных настолько, насколько ему позволял это делать распорядок Андрюса. Он являлся ирландцем, а его мать была родом из Германии. Некоторые заключенные постоянно и всячески ему угождали: губернатор Франк, фон дем Бах-Зелевски, гаулейтер Боле, Шелленберг и несравненный Хёттль оказались самыми усердными.
Проповеди отца Сикстуса содержали в себе понятные всем намеки, когда он позволял себе открыто критиковать «человеческий суд». В ноябре 1945 года, в День поминовения усопших, он прочитал делающую ему честь проповедь о самоотверженности миллионов немецких солдат, погибших в борьбе с врагом.
Победители-судьи, во власти которых находятся побежденные, располагают сильными средствами порабощения. Прежде всего, это заключение в тюрьму, являющееся стрессом для подавляющего большинства людей; различные запреты (разрешение на переписку со своими семьями мы получили лишь в феврале 1946 года); придание определенного направления допросам, тенденциозный перевод, иногда меняющий смысл показаний, данных свидетелями под присягой, применение в отношении обвиняемых угроз, шпионажа, плохого обхождения и так далее.
«Показания», полученные в Нюрнберге, а также действия политико-военной полиции, враждебной допрашиваемому заключенному, должны изучаться историками очень осторожно. Я упрекаю некоторых, согласившихся дать ложные свидетельства, чтобы спасти свою жизнь. Особенно отличился, поведением достойным сожаления, один из них. «У меня жена и дети, — сказал он мне, — я не мог поступить иначе».
Другие заключенные отказались давать ложные показания. Защитник фельдмаршала авиации Мильха доктор Бергольд заявил от его имени в присутствии свидетелей, что на Мильха оказывалось очень сильное давление, чтобы он дал показания против маршала Геринга. Мильху и его адвокату Бергольду удалось даже сообщить об этом посланникам Международного Красного Креста. Это было трудно, и многие свидетели, опасаясь, что сами могут оказаться в числе обвиняемых, не предпринимали подобных попыток.
Я находился в Нюрнбергской тюрьме трижды: с сентября 1945 до мая 1946 года, в июле и августе 1946 года, а также в феврале и марте 1948 года. На третий раз у меня созрело решение найти себе занятие. Во всех камерах стекло в окнах заменили кусками прозрачного пластика, прибитого к оконным нишам гвоздями или кнопками, которые часто отваливались. Я вызвался добровольцем их прибивать.
За это мне еженедельно выдавали пачку табака, а также у меня была возможность заходить в камеры, беседовать с обвиняемыми товарищами, заводить интересные знакомства, поддерживать упавших духом. Одновременно я ободрял сам себя. Если вмешивались охранники, мы делали вид, что беседуем о семье заключенного и так далее, впрочем, повторю еще раз, что между чернокожими солдатами американской армии и нами, заключенными, существовала солидарность. «Психологи» совершили серьезную ошибку, назначив нам в охранники негров, отказывавшихся трактовать нас как зверей и преподавших не один урок человечности Андрюсу.
Однако это было время судей.
В британской оккупационной зоне организовали гигантское расследование, охватившее 700 000 офицеров и рядовых. Из этого числа было выделено 937 человек, подозреваемых в нарушении военного права. Британские военные суды вынесли следующие приговоры:
Следовательно, только 677 солдат воевали не по правилам, признаваемым победителями, то есть менее, чем один из десяти тысяч (находящихся под следствием).
Согласно заключительному рапорту бригадира Телфорда Тейлора, в американской оккупационной зоне было задержано только 570 немецких солдат, подчинявшихся известному праву № 10.[274]
177 человек предстали перед американскими судьями со следующими результатами:
Во французской оккупационной зоне арестовали несколько тысяч человек. На месте были вынесены следующие приговоры:
Смертная казнь 104 (62 приведено в исполнение).[275]
Всего 2442 приговоренных в трех оккупационных зонах на 10 000 000 мобилизованных, или 0,024 процента.[276]
В советской оккупационной зоне число смертных приговоров, приведенных в исполнение, превысило 185 000.
Из числа 4 000 000 немецких военнопленных, находившихся в СССР, после 1945 года вернулись лишь 30 процентов.
В начале марта 1946 года мы отдавали себе отчет, что в Нюрнберге творится что-то необычное. Полковник Андрюс привел Дворец правосудия и тюрьму в состояние повышенной боевой готовности: тюремную охрану утроили; перед главными входами возвели противотанковые баррикады; почти везде появились пулеметные гнезда, защищаемые мешками с песком и бревнами. В коридорах соорудили небольшие стрелковые позиции из танковой брони, из которых стражники могли стрелять и отбить атаку неприятеля. Но какого?
Мы напрасно пытались определить значение этих военных приготовлений, но мне все объяснил вышедший после обеда из офицерского клуба отец Сикстус. Один американский генерал, фамилию которого он мне не хотел сообщать (когда возникала необходимость, он был воплощением тактичности) сказал ему:
— В окрестностях Нюрнберга замечены моторизованные подразделения немецких партизан. Их задача — организовать в городе путч, захватить тюрьму и освободить всех заключенных. Эти люди представляют собой опасность, прежде всего потому, что ими командует полковник Отто Скорцени, то самый, который похитил Муссолини и готовился тоже сделать с генералом Эйзенхауэром.
— Но ведь, — возразил Отец Сикстус, — полковник Скорцени находится здесь, в тюрьме, с сентября прошлого года! Лишь вчера я с ним беседовал…
— Можете быть уверены, — заявил генерал, — что этот Скорцени ненастоящий, так как, поверьте, у меня очень надежная информация. Мы разберемся с этим вопросом.
В связи с этим меня допрашивали несколько раз, очные ставки иногда напоминали фарс. Наконец мне удалось доказать, что я действительно являюсь собой…
