Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 148
Далее. Полагаю необходимым пояснить, в чем суть различие и грани упомянутых мною здесь различных течений одного учения, кое, впрочем, никогда не бывало ни единым, ни собственно учением.
Совокупные истоки таковых и подобных впоследствии разобщившихся культов лежат в преданиях о сущностях, коих не могу назвать персонами, из первородного Хаоса, уничтожаемых собственными порождениями, с каковых преданий и возникают деления в пантеоне и обычаях. В традиции греческой имелось сказание о Кроносе, поядающем детей своих, и Зевсе, сокрушившем оного, et cetera his similia[215]у прочих народов и культов. Такова их история: на смену властвующему приходит новое поколение богов, каковое разрушает власть прежнего, и каждое следующее поколение все более тщится строить упорядоченность в мироздании, противопоставляя себя древнему Хаосу. В наличествующем ныне образчике мы зрим легенду о Тиамат, коя была побеждена собственным исчадием, и, как во многих прочих примерах, при оном исчадии возникает супруга, мать-богиня, на каковую впоследствии переносятся атрибуты, свойства, черты и качества прежнего женского божества, в особенности же ее разрушительный и воинственный aspectus, чего, опять же, обвиненная и не таила и открыто исповедовала свою заинтересованность именно в темной стороне лика упомянутой богини, известной под именами Иштар, Эстер или Астарта, в зависимости от места обитания и языка ее почитателей. Как показывает нам история, почитания богинь-матерей неизменно восходит к породившему их Хаосу и, даже если начинается весьма невинно, дабы женщины тешили себя имением покровительницы своего активного начала, завершается неизменно извращением начального посыла в разрушительность, озлобление и кровопролитие, и уж достоверно – в непотребства плотского характера, каковые в древних народах и культах всегда были в большом почете и распространении.
К сему полагаю необходимым приложить упоминание и мое видение событий, описанных в Библии, а именно – разумею Esther[216], каковая повествует о вещах, для божественного предания странных и туманных, однако приобретающих свет и ясность, ежели взглянуть на них иначе. Как известно, в оной Книге поведано о том, как персияне, притесненные и ущемленные на собственной земле иудейскими дельцами, соблазнили царя своего Ксеркса дать им дозволение на избиение еврейских пришельцев, и известно также, что Эсфирь, царица, хитростью выманила у супруга своего благословение на обратное деяние. Известно, что иудеи, снабженные царским одобрением, перебили в те дни многие тысячи человек из величайших персидских родов. Однако не известно следующее, что становится вероятным при тщательном рассмотрении сей истории. Первое. Эсфирь, по-гречески, есть Эстер, что на языке иудеев, что римлян; и сие есть, как было мною уже упомянуто, произношение имени Иштар или Ашторет, или же Астарта. Второе. Брат же ее, способствующий и помогающий всему свершившемуся, звался Мардохей, что и есть инакое Мардук, супруг сей богини. (Думаю, верно будет вывести, что предание было лишь подведено к всеобще известному толкованию иудейскими хронистами – быть может, ради вселения в народы страха перед племенем, каковое долгие поколения пребывало в рабстве и позабыло уже само времена, каковые ознаменовывались победами оружия его и трепетом врагов. Тех, рассудили их мудрецы, кто избил безнаказанно стольких многих, станут трепетать и опасаться. Но сие не суть важно и в обсуждаемом случае неинтересно). Третье. Никакие правители, сколь угодно подвластные своим женам, не сумели и не возжелали бы дать свое благословение на убийство тысяч своих единоплеменников в угоду и защиту инородцев, как бы ни была велика известная зависимость от их деятельности, и в случае крайностей поступают с ними так, как французский король поступил с рыцарями Храма, да смилуется Господь над душами всех их. Итог сказанного таков. Первое: сестра и брат Эстер и Мардук есть не иначе как жрец и жрица культа сих божеств, состоящие явно в кровосмесительной связи, обычной для их культа, и сие не пробуждает удивление, ибо зачастую служители оставляли свои имена, обретенные при рождении, и нарекали себя именами своих кумиров. Второе. Ничего необыкновенного нет также и в том, что некто из персиянской знати внушил правителю мысль о избиении культистов, каковые могли вызывать нарекания у прочих подданных чем угодно, вплоть до излишнего рвения в жертвованиях, до каковых, кровавых и извращенных, боги сии весьма большие охотники, в особенности же собственно Ашторет. И третье. В таком свете нет и ничего невозможного в том, что жрица, будучи супругой правителя (наложницей, любовницей или кем еще, что не имеет значимости), сумела обратить его мысли вспять и заполучить от него противное прежнему распоряжение, ибо, как ведомо даже самому необученному хронисту и исследователю, жреческое сословие, явно или неявно, имело влияние на царей всегда, неизменно и крепко. И, как мы видим на примере нашего служителя и обвиненной, таковые жрицы имеют в особенности на мужчин воздействие и иного порядка, и Бог весть, что учинил бы оный служитель, ежели б совершённое над его душою не было пресечено вовремя и не оказался бы разум его в силах хоть вмале противиться сим чарам, на каковой факт рекомендую обратить внимание особо, как и на то, что упоминаемый выше Мельхиор был обманут им, хотя и обладал властью видеть мысли и чувствования людские.
Также считаю необходимым предоставить мое краткое повествование для ознакомления сему служителю, дабы не попустить смятению и сомнениям поселиться в его душе и разуме, каковой постиг истины и свидетельства, прежде ему не ведомые и вступающие в некое противоречие с известным ему до сей поры учением. Полагаю, что сей юноша вполне разумен и способен к тому, чтобы воспринять подлинное положение вещей в мире земном и надземном, а недостаток же познаний и прямое замалчивание перед ним приоткрывшейся ему истины способны пробудить к жизни мысли неверные и вредоносные.
Далее. Что касаемо слов, используемых при совершаемом обряде. Перечтя все то, что обвиненной было повторено, а нашими служителями записано, могу сказать с верностью, что сие есть язык халдеев вавилонских, каков он был до времен персиянского владычества, каковое оный язык впоследствии извратило. Каковы же истоки словес Мельхиора, с убежденностью говорить не могу, ибо единое лишь изречение есть материал для исследования недостаточный. Склоняюсь к мысли о том же вавилонском наречии, однако ручаться за то не стану.
Далее. Что касается личности сего адепта. Собственного знакомства с оным ни подтвердить, ни опровергнуть не могу, ибо приметы весьма расплывчаты и банальны, а сила и возможности его есть нечто для ему подобных типичное. Имя же, как известно, есть вещь эфемерная, непостоянная и зависящая также и от произволения его носителя.
Итог же произошедшему могу подвести следующий: сей адепт не станет укрываться и таиться, своих деяний не прервет и не оставит тщаний и впредь вершить нечто, подобное тому, что ныне удалось пресечь. Да не прозвучит сия острота дурно, но могу сказать, что нехватка информации о Мельхиоре еще будет возмещена в будущем».
* * *
Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 148
