Тело, которым пользовался Витторио, придержало для нас дверь.
— Заходите, подальше от жары.
Мы с Рокко переглянулись, потом опустили руки, медленно, и двинулись к двери. Ни он, ни я не оглянулись: хотели дать глазам как можно больше времени, чтобы привыкнуть к темноте.
Танцовщиц согнали в центр зала, где обычно стояли стулья для посетителей. При нашем появлении они посмотрели с надеждой, но перед нами оказался джинн с ножами, и он привлек наше внимание. Было искушение — чтобы Рокко произнес слова сейчас, но Витторио начал бы убивать других заложников. Наша цель — спасти их всех, а не частично, и потому надо выждать лучший момент. Признаю, что глядеть на пустоту, держащую все эти клинки, было тяжело. Еще труднее было повернуться спиной, но мы пошли за своим провожатым.
Я ощутила рядом с собой движение воздуха и резко дернулась назад. Пролетел ветерок — какой-то другой джинн попытался до меня дотронуться.
— Ты избежала его прикосновения, — сказал провожатый. — Мало у кого из людей хватило бы быстроты или экстрасенсорной чуткости, чтобы уклониться, но ты же — не человек?
Я оставила вопрос без внимания, но могу поклясться, что отношение джинна перестало быть безразличным. Я бы сказала, даже стало враждебным — а может, это нервы разгулялись у меня. Может быть.
— Кажется, они тебя теперь не любят, — прошептал мне Рокко.
— Ты тоже почувствовал?
— Еще как.
Провожатый открыл нам дверь и придержал ее с улыбкой. Я прошла первой, как мы и решили заранее. Витторио я нужна живой, к сержанту у него могут быть другие чувства. Поэтому придется ему спрятать гордость в карман и дать мне рискнуть. Рокко нам нужен живой, чтобы сказать слова над джинном.
Задняя комната была именно такая, какой я видела ее глазами Витторио. Рик и Брайанна стояли, привязанные цепями за вытянутые руки к крючьям в потолке, и она была совершенно голая, как тогда, когда мы с Тедом здесь были. Ее лицо было замотано лентой, и глаза смотрели на меня с мольбой — я чувствовала накатывающие на нее волны страха. Он обеспокоил живущих во мне зверей, и я им велела вести себя тихо. На этот раз они послушались. Рик не был испуган — он был рассержен. Точнее, зол как черт — я даже удивилась, что он еще не перекинулся.
Ава стояла возле Рика, держала в руке нож и играла лезвием, прикасаясь к коже. Она не резала Рика — только гладила. По всей комнате расселись тигры-оборотни, их энергия покусывала, как оголенные провода, если подойти близко. Почти у всех лица бессмысленные, будто ожидающие инструкций. Сколькими же он может управлять одновременно и насколько хорошо?
Я заставила себя медленно обойти комнату, не броситься сразу к Реквиему. Мне не хотелось давать Витторио новых причин делать ему больно, а чем больше я буду о нем тревожиться, тем большая опасность ему будет грозить.
Но Витторио не стоял у стола — он сидел на краю кровати с Максом и Вивианой. Был он голым до пояса, и очень, очень резко были заметны шрамы. Вивиану перенесли на кровать, связали ей руки над головой, привязав к спинке кровати, и ее тело лежало поперек руки Макса, а другая его рука была привязана к краю спинки. Ноги у нее были прикованы к ножкам кровати, но она была недостаточного роста, чтобы ее ноги скрестились с ногами ее мужа. Она казалась бледной и хрупкой, как и полагается принцессе, которую надо спасать. Макс был без рубашки. Очевидно, некоторый стриптиз здесь произошел, пока они ждали, но Витторио сдержал слово. На их телах не было новых повреждений — только на одежде.
— Ну, вот, мы здесь. Что дальше?
— Я хочу того же, чего хотел, когда приглашал тебя в Вегас своим подарком.
— Это человеческая голова в коробке?
Он радостно улыбнулся и кивнул.
— В другой раз присылай просто коробку конфет.
— Ну, это каждый может. Я хотел, чтобы мой дар был уникальным.
Я улыбнулась, сама чувствуя, что улыбка недобрая.
— На самом деле мне однажды прислали в подарок голову в корзине.
Улыбка у него исчезла, будто ее и не было. По-настоящему старые это умеют — лицо становится пустым в мгновение ока.
— Что ж, Анита, значит, придется мне как-нибудь тебе доказать свою уникальность среди твоих обожателей.
Я бы многое отдала, чтобы взять назад свое язвительное замечание. Оно было правдивым, но все равно можно было промолчать.
— О, я уверяю тебя, что приглашение было совершенно неповторимое.
— Нет, Анита, ты права, надо мне лучше постараться. — Он был на меня сердит, будто я его оскорбила. — Давай поиграем в одну игру.
— Мы пришли на переговоры об освобождении заложников, — сказал Рокко.
— И мы этим займемся, сержант. — Он похлопал Макса по голому животу. — Подойдите ближе, чтобы вам было видно.
Мы замерли в нерешительности:
— Вот вам первое правило. Когда вы заставляете меня повторять второй раз, с вашими заложниками что-нибудь происходит.
Из соседней комнаты раздался звук — Ава сделала новый порез на груди у Рика. Он не вскрикнул, но все же издал приглушенный стон. Она подняла лезвие, осторожно облизала кровь.
Я снова повернулась к Витторио.
— Ты не испугалась, даже не была потрясена. Ты уже видала нечто подобное?
Видела и не раз. Вслух я сказала:
— Я не знаю, какой реакции ты от меня хочешь. Просто скажи, и я постараюсь так и поступить.
— Какое у нас первое правило?
— Если мы заставим тебя повторить просьбу, пострадает кто-то из заложников.
— А вот второе правило. Я предлагаю вам что-нибудь сделать приятное. Если вы отказываетесь, я делаю что-нибудь болезненное. Это ясно, господа полицейские?
— Кристально ясно, — ответил я.
— Да, — сказал Рокко.
— Подойдите к кровати, будьте добры.
На этот раз мы послушались без колебаний. Встали возле кровати на возвышении, глядя на Макса, на его жену и на улыбающегося маньяка рядом с ними.
— Анита, поцелуй Макса.
— А если нет? — спросила я.
Он вытащил из-под одеяла нож.
— Я ему пущу кровь. Один порез за каждый отказ.
Я сделала вдох, потом выдох. Просьба казалась незначительной, но я готова была спорить, что просьбы незначительными долго не будут.
— О’кей. Но если мы это делаем, ты за это освобождаешь заложника.
— За поцелуй? Это должен быть всем поцелуям поцелуй.
Я пожала плечами.
— Если я откажусь кого-нибудь освободить, готова ли ты видеть, как я буду полосовать мастера города?
Я лихорадочно думала, но просто не знала, что делать. Витторио провел по груди Макса неглубокий разрез.
