– Ясно. «Шеф дает нам возможность реабилитироваться…» Да, «Бриллиантовая рука» у вас была? Она ведь до хроноагента.
– Была, была. – Глаза ее погрустнели, и губы слегка вытянулись в трубочку, словно она хотела присвистнуть и передумала; черную папку она переложила на колени, пальцы правой руки потянулись к маленькому хромированному замку – и остановились на полдороге. После недолгой паузы Светлана продолжила: – Должна вас предупредить… Вербовщик может специально запрограммировать в сознании такие установки, которые срабатывают при попытке раскодирования и приводят к нарушениям психики. Так сказать, самоликвидатор.
– Странно, что вы меня об этом предупредили. – Виктор оторвался от спинки дивана и положил руки на колени. – Вы, наоборот, должны уверить меня в том, что все абсолютно безопасно. Зачем усложнять работу с вероятным зомби?
– Во-первых, положение. Мы обязаны официально предупредить реабилитируемого под роспись. Это по указу Президиума.
– Ну, в таких случаях можно и нарушить?
– Нет. По каждому случаю потом ведется проверка. И во-вторых, мое личное мнение – вы человек мыслительного типа, и у похитителей должны были возникнуть определенные трудности даже при использовании гипноза с применением наркотических средств. А дело ответственное. Вдруг вместо желаемого вы убедите руководство дать арабам ядерное оружие?
– М-да, это было бы оригинально… То есть я могу отказаться. И что после этого со мной будут делать? Это же не могут просто так оставить, чтобы человек зомбированный ходил? Его надо как-то обезвредить?
– Ну, «обезвредить» не значит «ликвидировать». Вас устроят на такую работу, на которой вы бы могли проявлять себя, зарабатывать, но ничего не менять. От вас ничего не будет зависеть, хотя никаких явных поражений в правах не будете чувствовать. В общем, сможете неплохо жить.
– Неплохо жить… Знаете, Светлана Викторовна, я искренне рад, что у вас все так гуманно… честное слово, спасибо…
– Да не за что. Закон такой.
– Закон… Только, понимаете, зачем я сюда попадал, даже этого я не узнаю. Это у нас там мир вот так устроен, что вроде как есть все права, а ничего ведь не изменишь, ничего, и куча инстанций есть, куда можно обратиться, а ведь ничего же не сделают, покидают друг другу бумажки и вежливо ответят, что не сделали, и партий много, а уже знаешь, за какой будет большинство… что-то я не то говорю, наверное…
– Нет, почему же? Продолжайте.
– Ну так вот, нас вроде как большинство, огромное большинство, а все устроено так, как будто мы все зомбированы и нас надо обезвреживать… И вот вдруг я проваливаюсь в другой мир, может быть, жесткий, строгий, в котором нет каких-то прав и свобод в том виде, как их у нас привыкли видеть, но здесь у меня появилась возможность что-то изменить. Ну, не спасти мир, не спасти миллионы человек, может быть, десять, не знаю, но вообще что-то улучшить. Да, вы скажете, это принцип здешнего сталинизма или социализма, рационализировать, улучшать, да, но, простите, вы не понимаете, как это важно для человека! Вы привыкли, для вас это как воздух, это естественно. Вы дышите возможностью хозяйски менять свой мир и не замечаете. И если там, у нас, отсутствие этого воздуха как-то незаметно, потому что все так, то здесь, когда все лепят этот мир так, как видят в своих идеалах, – здесь я не смогу жить без этого. Спиться, свихнуться то же самое можно. Бумаги у вас в папке, да? Давайте, я подпишу согласие. В случае чего – не хочу растягивать. А так хоть есть шанс побороться за мир, который не состоит из паразитов и проходимцев, не хочу я того будущего, которое Бруксы нам готовят. Давайте бумаги.
– Подождите. Может, вам дать время обдумать? Такое впечатление, что вы принимаете решение под настроением минуты…
– Светлана Викторовна! Я долго обдумывал. Я всю жизнь думал, мне давно не двадцать лет. Давайте бумаги. Ручка у меня вроде есть. Да и вообще – как это жить, думая, что в башке какая-то мина. Вы не имеете права отказывать.
– Ну хорошо, хорошо. – Она щелкнула замком, вынула какие-то листы. – Только вычитайте все подробно. Вот ручка со спецчернилами.
– На электронную подпись еще не перешли?
– Нет, для этих документов ЦИ и ЦБИ[29]пока не принимают… На каждой странице внизу пишете «Ознакомлен» и расписываетесь, на последней – ставите подпись, число, расшифровку подписи.
«Ей надо снять с себя ответственность за хроноагента, в случае чего, – сказал себе Виктор. – Ну и ладно. Наши интересы совпадают».
– Знаете, – задумчиво произнесла Светлана, пока Виктор углублялся в параграфы документа, – некоторые наши аналитики считают, что у вас там массы действительно зомбированы, в период этой вашей перестройки и гласности, и их подпускать к выбору государственных решений нельзя, они развалят Россию по сценарию Госдепа США.
– Хм. У нас тоже так считают. Некоторые.
– Ну вот и верхи у вас где-то в девяностых тоже это поняли, что реформы должны идти без участия народа, что должна быть фактически одна политическая сила у власти, иначе все колонизируют и разграбят. Такая есть версия. Только вот одна закавыка: будут ли ваши верхи стараться для народа или для тех, кто побогаче? У вас же там нет конкуренции общественных систем. Зачем тогда государственным деятелям для населения стараться, если проще свой карман набить?
– Простите, не сейчас, – вежливо ушел от ответа Виктор, – вот бумаги. Ваша совесть спокойна.
– Я поняла… – Она сложила документы в папку, встала и подошла к двери. Взявшись за ручку, повернулась к Виктору и улыбнулась:
– Держитесь. Увидимся!
– Обязательно!
В комнате появились двое в белых халатах: низенький пожилой мужчина с остатками некогда темных волос за ушами и на затылке и изящная медсестра лет двадцати пяти, настолько хрупкая, что при одном взгляде на нее возникало желание защитить. Медсестра несла с собой какой-то чемоданчик. Плечистых санитаров в зоне видимости не появилось. Хотя они могли ждать за дверью.
– Добрый день!.. Э-э, сидите, сидите, я тоже сейчас присяду. Меня зовут Радий Николаевич, это, знаете, была мода на физиков, а я пошел по другой стезе. Как вас зовут, я знаю, можно не представляться. Ну что, решили узнать, есть или нету?
– Да. Так понимаю, с вашей помощью?
– Ну-у, голубчик, с вашей помощью, только с вашей. Это вы будете мне помогать, а я что, это просто трудовые будни, они же праздники для нас. Не чувствуете чего-то в состоянии странного, непривычного?
– Да вроде нет, не чувствовал. В вертолете вздремнул.
– Вздремнули – это хорошо, это очень хорошо. Сейчас Машенька возьмет у вас кровь из вены. У вас раньше брали из вены?
– Ну конечно.
– Отлично. Возьмет, посмотрит по тестам, нет ли алкоголя, каких-то лекарств, которые могут помешать, а пока она это делает, мы с вами посмотрим снимки, и вы, если какой-то предмет раньше видели, мне скажете. Договорились?
