именно ее следовало называть водным миром. От полюса до полюса простирался океан глубиной в сто километров. Огромные ураганы испятнали синюю планету белым. Уцелевший остов анпринского космического лифта вонзался прямо в глаз вечного экваториального циклона. Цепи волн и приливов тянулись от экватора к полюсам и разбивались о полярные ледяные шапки, образуя колоссальные буруны. Ога приблизился, не переставая созерцать море. Глубокий океан потряс его сильнее, чем века, проведенные в космосе. Вот что такое простор. Вот что такое враждебная среда. Вот что такое первозданная ярость, которой плевать на человечество.
И все-таки жизнь нашла себе местечко здесь. Жизнь выстояла. С расстояния в две световые минуты Ога услышал шепот радиосвязи: орбитальная станция на верхушке космического лифта общалась с поверхностью. Сканируя субантарктические воды, он ощутил хорошо знакомый привкус смартльда. При ближайшем рассмотрении то, что на первый взгляд казалось айсбергами, продемонстрировало структуру посложнее: шпили, контрфорсы, купола и обширные террасы. Ледяные города, оседлавшие вечную зыбь. Тей не был забыт: это были возрожденные древние Дома многообразия, разросшиеся сообразно масштабам колоссального Тейяфая. Еще ближе: город-айсберг, удостоившийся внимания Оги, плавал посреди большого огражденного круга. Сенсоры сообщили о множестве живых существ. Это была полноценная экосистема и океанская ферма, и Ога по достоинству оценил то, чего добились беженцы. На Тейяфае не обнаружили никаких признаков жизни. Водные миры – оттаявшие ледяные гиганты, сместившиеся к солнцу из-за гравитационных интриг более крупных планетарных соперников, – были стерильными. Дно стокилометрового океана представляло собой лед под давлением, пять тысяч километров льда до самого железного ядра. Ни минералы, ни углерод не могли просочиться сквозь этот глубокий лед. Крупицы появлялись в результате столкновения с кометой, но в целом воды Тейяфая были глубокими и чистыми. Все, чем тейцы владели, они принесли с собой. Даже ледяной город вырос из руин Анпринского народа.
Станция на вершине космического лифта поприветствовала Огу простой фразой. Он безмолвно улыбнулся, сопоставляя словарные статьи с памятью о родном языке. За прошедшие века изменилось произношение, а также кое-какие лексемы, но присущая тейскому языку изысканность никуда не делась, как и ритмические и контекстуальные подсказки относительно того, какой Аспект изъясняется.
– Внимание, неопознанный корабль, говорит диспетчерская орбитальной башни Тейяфай. Пожалуйста, назовите себя и свой план полета.
– Это Ога из Межзвездного флота Аэо Таэа. – Хотелось ответить на старом тейском, но тогда во имя тщеславия Ога мог нарушить этикет и выдать сведения, которые хотел оставить в секрете. Не время. – Я представитель, уполномоченный вести переговоры. Мы хотим вступить в контакт с вашим правительством, нас интересует заправка в этой системе.
– Здравствуйте, Ога, это орбитальная башня Тейяфай. Под Межзвездным флотом Аэо Таэа, я полагаю, вы имеете в виду эти объекты?
Прибыл пакет данных, позволяющих идентифицировать цилиндры-обиталища, продвигающиеся вглубь системы. Ога подтвердил.
– Ога, это башня Тейяфай. Не приближайтесь; повторяю, не приближайтесь к стыковочному комплексу башни. Выходите на отдаленную орбиту и оставайтесь там, пока с вами не свяжется служба безопасности. Пожалуйста, подтвердите свое согласие.
Просьба была логичная, и к тому же улучшенные чувства Оги подсказывали, что под прикрытием солнечных батарей лифтовой станции в его сторону повернулись дула орудий. Он был гонцом, а не бойцом; чтобы причинить вред цилиндрам Аэо Таэа, башне пришлось бы неустанно обстреливать их своими примитивными термоядерными боеголовками, но с Огой, у которого так и не было полноценных запасов топлива для переключения двигателя в режим истинной скалярности, они бы почти наверняка расправились.
– Я подтверждаю.
Переходя на более отдаленную орбиту, Ога внимательнее изучал города-айсберги Тейяфая, осколки льда в чудовищном океане. Там, внизу, жилось несладко: в условиях удвоенной силы тяжести, в абсолютной зависимости от таяния льда и крошечного биосферного оазиса. Все, что находилось за его пределами, было безжизненным, как вакуум. До самого горизонта простиралась пустыня колоссальных размеров. Города-корабли могли плыть целую вечность, не встречаясь с другими полисами. Тейцы оказались крепкими орешками. Их раса привыкла к экстремальным условиям. Сезонные сдвиги родного мира вынудили их создать общество, которое другие цивилизации назвали бы психически больным, узаконившим шизофрению. Многообразные Аспекты – отдельная самость для каждой потребности – теперь помогли им на враждебных просторах Тейяфая, мира-океана. Они выживут и будут процветать. Жизнь продолжается. Такова главная мудрость Клады: жизнь – это надежда, единственная надежда избежать смерти Вселенной.
«Каждая частица будет настолько далека от любой другой, что окажется в отдельной вселенной. „Отдельной“ в буквальном смысле», – сказал подросток в желтом скафандре на корпусе могучего «Амоа», глядя в межзвездное пространство. В тот раз Ога не ответил. Это испугало бы мальчика, и хотя Ога сам размышлял на ту же тему во время долгого пути от Милиуса-1183, он толком не разобрался в вопросе, и темное пятно в собственных знаниях его беспокоило.
«Да, – мог бы сказать он сейчас. – И это единственное, на что мы можем надеяться».
Чирикнули сенсоры дальнего действия. Из-за края планетного диска появился корабль. Сознание – чересчур медленный инструмент для космоса с его безжалостной математикой. За долю секунды, которая понадобилась, чтобы высшие когнитивные процессы Оги осмыслили курс, конструкцию и сигнатуру корабельного двигателя, его же автономные системы вычислили маршрут и запасы топлива, а затем включили скалярный двигатель. Он помчался прочь от Тейяфая с ускорением в тысячу g. Манипулирование пространством-временем так близко к планете должно было спровоцировать гравитационные волны, как будто от удара в гонг. Колоссальные медленные приливы обогнут шар Тейяфая; космический лифт будет гнуться, словно хлыст. Ничего не поделаешь. Сработал инстинкт, и благодаря инстинкту он выжил, потому что следом прилетели ракеты. Двадцать нанотоковых боеголовок с гипер-g приводами; позади Оги все залило белым сиянием легких аннигиляционных двигателей, но сперва он кожными сенсорами ощутил безошибочно узнаваемый консонанс вражеского ловчего поля.
У ракет была фора, но у Оги – выдержка. Он все просчитал. Числа по-прежнему открывались ему. Оглядываясь на голубое пятнышко, в которое превратился Тейяфай, он увидел, как одна за другой гаснут искры, обозначающие двигатели ракет. Он убедился, что стратегия, разработанная за наносекунды, сработает. Боевой корабль преследовал Огу. Он уведет Врага подальше от флота Аэо Таэа. Но не станет устраивать новую погоню длиной в световые десятилетия. У него не было для этого ни горючего, ни желания. Но невзирая на отсутствие топлива и оружия Ога должен был покончить с охотником. Для этого ему требовался космос.
Это был тот же самый корабль. Консонансы ловчего поля, спектр термоядерного пламени, тембр радарных изображений, которые Ога получил, нежно целуя сенсорами корпус преследователя, и даже конфигурация, увиденная мельком в промежутке между появлением корабля из-за планетного диска и запуском ракет. Тот же корабль, который преследовал его столько лет. Здесь
