Книга Сильные - Генри Лайон Олди

– Сат! – вопили боотуры.

– Сат! Сат!

Зрители сходили с ума. Не догадываясь, что происходит, они бурно радовались: дети, столкнувшиеся с чудом. Я тоже мало что понимал, но чуял беду. Привязь, растущая из Нюргунова черного сердца; обоюдный сон, куда Нюргун утащил разъяренного Уота… Между всем этим имелась связь, как между Нюргуном и длинноногим Кылысом, только я не мог назвать эту связь по имени. Ему нельзя драться, кричал я беззвучным криком. Нельзя драться! Нельзя! Белый Владыка, возможно ли, что ему вообще нельзя ни с кем соперничать?

Прыгуны поравнялись. Могучим усилием Нюргун оттолкнулся от сухой земли, обошел Кылыса на корпус, как если бы состязался не в кылыы, а в конных скачках – и привязь лопнула. Адьярая дернуло так, что верхняя часть тела Кылыса Лэбийэ, от узкой талии до копны черных волос на голове, последовала за Нюргуном по воздуху, вся в брызгах ярко-алой крови, а нижняя часть куском бессмысленного мяса отлетела в сторону, покинув дорожку, и бултыхнулась в подсыхающую на солнце лужу. Прославленные ноги Кылыса вывернулись носками внутрь, подломились в коленках, бесстыже выпятили поджарые ягодицы.

– Сат! – прохрипел кто-то.

Завершив прыжки, Нюргун с разгону пробежал еще два-три шага. Встал, как вкопанный, вытер мокрый лоб. Спокойно, без лишней спешки, обернулся. Неподалеку от него на второй дорожке лежала половина мертвеца. Другая половина мокла в луже.

– Кто против меня? – спросил мой брат голосом Кылыса Лэбийэ.

Двое, подумал я. Надвое. Спросите меня, что это значит, и я вам не отвечу.

3. Очень вежливый Баранчай

– Мечом! Мечом рубанул!

– Пополам, дьэ-буо!

– Откуда у него меч? Он голый скакал!

– Не было меча!

– Был!

– Рукой!

– Что – рукой?

– Рукой рубанул! Хрясть, и пополам!

– Ври больше!

Толпа бурлила котлом на огне. Опасное варево грозило выплеснуться наружу, захлестнуть алас, до смерти ошпарить всякого, кто не убережется. Я и сам не заметил, как придвинулся поближе к Нюргуну. Набежали чьи-то слуги, подхватили обе половинки бедолаги-Кылыса, унесли. На дорожке подсыхали красные, черные, нет, уже бурые пятна. Растрескавшаяся земля жадно впитывала кровь.

– Не по правилам!

– Что – не по правилам?!

– Это он! Трясучка!

Буря Дохсун со злобой ткнул пальцем в сторону Нюргуна.

– Что – он?

– Кылыса убил!

– Как убил?!

– Чем?

– Ты видел, дьэ-буо? Видел?!

Буря насупился:

– Ну, не видел…

Надо же! Тоже честный, вроде меня.

– Так чего наговариваешь?

– А кто тогда?!

– Колдовство!

– Чьё?

– Не знаю…

Боотуры загалдели по-новой, так и сяк обсасывая тему чародейства. Кое-кто уже оглядывался по сторонам, ища зловредного колдуна. Кылыса без меча надвое порвало? Точно, ворожба! Надо бы и нам кого-нибудь надвое…

Нюргун гулко кашлянул, напомнив о себе.

– Кто против меня?

Стало тихо, тихо, очень тихо. Айыы, адьяраи, верхние, нижние – все избегали смотреть в нашу сторону. Нет, не в нашу. Это на Нюргуна они старались не смотреть, а я так, просто рядом стоял.

– Хватит! – громогласно объявил Буря Дохсун. – Напрыгались!

Я его даже зауважал: остальные-то отмалчивались.

– Бегать давайте! Кто быстрей!

Не сходя с места, Нюргун кивнул: мол, готов бегать. Нет уж, подумал я. Обойдешься! Не хватало еще, чтобы и бегуна-соперника порвало в клочья! Я, может, и не из лучших скороходов, но и не из худших, это точно. Сам побегу! Плечом я попытался отодвинуть брата, намекнуть, чтобы уходил, но Нюргун стоял скалой. Приказать? Велеть, чтобы оставил идею бегать наперегонки? Прекратил защищать меня? Бороться за мою невесту? Раньше я был уверен, что Нюргун без споров выполнит любой мой приказ. Я – ось миров, как говорил дядя Сарын, а Нюргун – мой вечный, мой добровольный пленник… Я уже собрался отдать приказ и – алатан-улатан! – не смог шевельнуть языком. Я боялся, что Нюргун откажет мне в подчинении; я знал, что он откажет. И будет мне наградой вместо невесты хохот боотуров: меньшой на старшего плевать хотел! Когда-то Юрюна Уолана мучило беспрекословное подчинение брата, сейчас я мечтал, чтобы оно вернулось.

Тем временем Буря высмотрел кого-то за нашими спинами:

– Эй, Баранчай! Иди сюда!

Слуга Сарын-тойона вышел вперед. Сегодня Баранчай двигался свободней, язвы на его теле высохли, покрылись тонкой, туго натянутой кожицей, но до прежнего блестящего слуги Баранчаю было ой-боой как далеко!

– Да, уважаемый Буря Дохсун?

– Побежишь за меня! – тоном, не терпящим возражений, заявил Буря. – Победишь – награжу!

Кэр-буу! Видел я, как Баранчай бегает. Мне его здорового, больного, хромого – да хоть мертвого! – ни за что не обогнать.

Баранчай молчал.

– Я богатый, щедрый! – Буря решил, что слуга набивает себе цену. – Я знаешь, какой щедрый? Не обижу, буо-буо! Давай, беги!

Баранчай по-совиному повернул голову и посмотрел на Нюргуна, стоящего позади него. Обычный человек, в отличие от лесной совы, таким движением свернул бы себе шею. В лице слуги что-то дрогнуло, на скулах проступил тусклый металл. По металлу пробежала волна ряби.

– А вы, уважаемый Буря Дохсун, – вдруг спросил Баранчай, – знаете, какой я вежливый?

Буря осклабился:

– Ага! Аж противно!

– Вот поэтому я вам и отвечу: извините, не побегу. А больше ничего не скажу, хорошо?

Не оглядываясь, Баранчай зашагал прочь.

– Бабат-татат! Стой! – взревел Буря.

А ведь он боится, понял я. Не Буря, нет. Баранчай боится Нюргуна. Уота не испугался, на помощь ко мне пришел, в паучьем колодце на своих плечах держал, а тут… Я что, тоже его боюсь? Собственного брата?! Я не знаю, чего от него ждать. Не знаю, что он сделает в следующий момент. Я ничего, ничегошеньки не знаю…

– Не будем бегать! – нарушил общее тягостное молчание неугомонный Буря Дохсун. – Скачки устроим! Пусть скачки решат!

– Скачки, да!

Боотуры снова оживились:

– Одни кони! Без всадников!

– Одни кони?

– Это как?!

– А так! У нас кони перекованные. Умные, буо-буо!

– Умные, да!

– Мой – умнейший!

– Мой!

– Мой первым придет!

– Шиш тебе! Мой!

– Твой шиш?!

– Мой конь! Лучший, да!

– Мой лучший!

– Скач-ки! Скач-ки!

А он не такой дурак, этот Буря Дохсун. Всадники – мы, боотуры! – по дороге обязательно начнем браниться и друг на друга набросимся. Превратится скачка в битву, в побоище, а раз побоище – значит, шиш вместо невесты. Всем шиш! Свадебное перемирие надо блюсти, это Буря, похоже, крепко-накрепко запомнил. А если одни кони поскачут – значит, никакой битвы, а главное, никакого Нюргуна! Никого пополам не порвет. Нет, это Буря здо́рово придумал! Голова!

– Мотылек быстрый, – сказал я Нюргуну. – Очень быстрый!

Нюргун кивнул.

– Мотылек победит. Не вмешивайся, хорошо?

На миг мне представилось: вот кони срываются с места, и Нюргун, чуть запоздав, устремляется следом. Догоняет! Кони вскидываются на дыбы, отчаянно ржут, невидимая сила увлекает, тащит их в