очень странно. Несчастный случай, который, по вашим словам, произошел с ним… я хочу сказать, нет никаких сомнений, что это действительно был несчастный случай? Это не могла быть ссора, как вы полагаете?
– Нет, это падение, увы, обычный случай, который может произойти с каждым.
– Ужасно. Как я уже говорил, в наши дни мало кто из молодежи сочетает в себе смелость и ум. Многие приходили ко мне, они проделывали далекий путь, чтобы поговорить со мной…
Ллойд продолжал говорить, а Грант сидел, слушал и наблюдал.
Действительно ли так уж много людей приходило к нему? Казалось, Ллойд очень доволен, что может посидеть и поговорить с посторонним человеком. Похоже, у него не было назначено никакого свидания на вечер и он не ждал гостей к обеду. Ни одной паузы в разговоре, которую хозяин делает специально для того, чтобы случайному посетителю удобно было уйти. Ллойд сидел и говорил, говорил своим тонким, исполненным самодовольства голосом и любовался своими руками. Он держал их на коленях и все время менял их положение, но это были не жесты, подчеркивающие произносимые фразы, а скорее изменение декорации. Грант счел этот нарциссизм обворожительным. Он прислушался к тишине, царившей в этом маленьком доме, отгороженном от шума, от транспорта. В статье о Ллойде в «Кто есть кто» не упоминались ни жена, ни дети, а обычно те, у кого они есть, с гордостью приводят их имена; так что, по всей видимости, обитателями дома были только сам Ллойд и его слуга. Было ли у него достаточно интересов, чтобы компенсировать отсутствие человеческого общения?
У него, Алана Гранта, дома тоже было полное отсутствие человеческого тепла; однако его жизнь была так насыщена встречами с разными людьми, что возвращаться в квартиру, где никого не было, представлялось роскошью, душевным наслаждением. Была ли жизнь Херона Ллойда полной и давала ли она ему удовлетворение?
Или этому истому Нарциссу иногда требовался какой-нибудь компаньон, помимо собственного отражения?
«Интересно, сколько ему лет? – подумал Грант. – Он выглядит моложе своего возраста, это несомненно – ведь он старейшина среди археологов, работающих в Аравии. Пятьдесят пять или чуть больше. Вероятно, ближе к шестидесяти. Он не привел в биографии дату своего рождения, так что все за то, что около шестидесяти. Вряд ли он сможет еще много лет выдерживать полевые условия, даже учитывая его хорошее здоровье. Что он будет делать в оставшиеся годы? Проведет их, любуясь своими руками?»
– Это единственная истинная демократия в сегодняшнем мире, – говорил тем временем Ллойд, – и она разрушается тем, что мы называем цивилизацией.
И снова Гранта охватило чувство, что ему все это знакомо, что он все это уже видел. Быть может, он встречал Ллойда раньше? Или Ллойд напоминал ему кого-то?
Если так, то кого?
Надо уходить и подумать над этим. Во всяком случае, пора было прощаться.
– Кенрик не сказал вам, где он остановился? – спросил Грант, поднимаясь с кресла.
– Нет. Понимаете, мы не договаривались определенно о следующей встрече. Я приглашал его прийти еще раз, прежде чем он уедет из Лондона. Когда он не пришел, я решил, что он обиделся, а может, рассердился за то, что я не проявил, ну, скажем, сочувствия.
– Да, это, должно быть, явилось ударом для него. Ну, я отнял у вас массу времени, вы были чрезвычайно снисходительны. Крайне вам признателен.
– Очень рад был помочь. Боюсь только, что моя помощь совсем незначительна. Если я могу что-нибудь сделать, надеюсь, вы не преминете позвонить мне.
– Хорошо. Есть еще одна вещь, но вы уже были так любезны, что я не решаюсь просить о ней. Тем более что это немного не относится к делу.
– Что это?
– Может быть, вы одолжите мне снимок?
– Снимок?
– Снимок метеоритного кратера. Я заметил, фотография только вложена в альбом, не приклеена. Мне бы очень хотелось показать ее другу Кенрика. Обещаю непременно вернуть ее. И в отличном…
– Ну конечно, возьмите снимок. И можете не возвращать его. Я сделал его сам, и негатив хранится в соответствующем месте. Я с легкостью в любой момент могу сделать еще один отпечаток.
Ллойд вынул фотографию из альбома и вручил Гранту. Потом он спустился вместе с Грантом, проводил его до двери, поговорил о дворике, восхищение которым высказал Грант, и вежливо подождал, пока тот не подойдет к калитке, прежде чем самому скрыться в доме.
Грант развернул вечернюю газету, лежавшую на сиденье у него в машине, и бережно завернул в нее фотографию. Потом он поехал вниз к реке и по Набережной.
Родная контора, как всегда, на месте, подумал он, когда уродливая громадина замаячила в сумерках. И так же на месте оказался отдел дактилоскопии.
Картрайт гасил окурок в блюдце, на котором стояла полупустая чашка с холодным чаем, и любовался своим последним шедевром: полным набором отпечатков пальцев левой руки.
– Славно, а? – спросил он, поднимая глаза, когда тень Гранта упала на него. – По ним повесят Пинки Мэйсона.
– А что, у Пинки не было денег на пару перчаток?
– Уф! Пинки мог бы скупить весь Дент. Он просто не мог поверить, умница малыш Пинки, что полиции придет в голову что-нибудь, кроме самоубийства. Перчатки – это для всякой мелюзги, воришек и им подобным, а не для таких маэстро, как Пинки. Уезжали?
– Да. Ловил рыбу в Шотландии. Если вы не очень загружены, вы не могли бы сделать для меня кое-какую бумажную работенку?
– Сейчас?
– О нет. Вполне можно завтра.
Картрайт посмотрел на часы.
– Мне пока нечего делать. Я договорился с женой встретиться у театра. Мы идем на новый спектакль Марты Халлард. Так что я могу сделать все сейчас, если хотите. Трудная работенка?
– Да нет. Совсем простая. Вот тут, в правом нижнем углу этой фотографии есть роскошный отпечаток большого пальца. А на обороте, полагаю, вы найдете хорошенький набор отпечатков подушечек других пальцев. Мне бы хотелось проверить их по архиву.
– Ладно. Подождете?
– Пойду в библиотеку. Я вернусь.
В библиотеке Грант снял с полки «Кто есть кто» и посмотрел на Кинси-Хьюэтта. Статья, посвященная ему, была скромной маленькой заметкой по сравнению со статьей на полстраницы, посвященной Херону Ллойду. Хьюэтт, как оказалось, гораздо моложе; женат, двое детей; адрес был дан лондонский. «Шотландские связи», которые упомянул Ллойд, похоже, заключались в том, что он был младшим сыном некоего Кинси-Хьюэтта, который был родом из Файфа.
Конечно, существовала вероятность, что он в Шотландии или только что оттуда приехал. Грант пошел к телефону и набрал номер лондонского дома Кинси. Ответила женщина с приятным голосом и сказала, что ее мужа нет дома. Нет, его не будет какое-то время,
