воде, кроме него самого, на борту больше не было.
— Так, повторим. Тебя сбросят на курсе «Вадима». Капитан, по идее, обязан тебя подобрать. Подберет, как думаешь?
— Подберет, — убежденно сказал Арчи. — Вадик — обязательно подберет.
— Знакомство с ним не афишируй, — наставительно посоветовал Шабанеев, отрываясь на секунду от терминала.
— Не буду, — послушно пообещал Арчи.
— Ты не смейся, — фыркнул Ваня. — Они хоть и ученые, а умные. Мы даже не знаем — вооружены ли они.
— Почему это не знаем? — удивился Генрих. — Охранение в пансионате разве не повязали?
— Повязали, — сказал Лутченко. — Только охрана о багаже ничего толком не знает. Они ж не мамочки биологам, чтоб чемоданы им паковать.
— Бардак, — с отвращением промолвил Генрих. — Чем дальше на восток — тем больше бардака.
— Это ты сибирякам расскажи, — хмыкнул Шабанеев. — Они дальше к востоку, им приятнее будет это слышать.
Арчи тем временем облачился в шорты. Больше ему ничего не полагалось. По легенде. Впрочем, цепочку с номерным жетоном вээровца ему все же вручили и пришлось ее прятать в спецкарман. Дурацкие законы, но они законы…
— Шериф, — проникновенно сказал Лутченко, — я тебе не говорил пока. В случае непредвиденных обстоятельств ты должен будешь этого Ицхака Шадули убить. И ученичков его — тоже. Но в первую очередь старика.
— Это еще зачем? — опешил Арчи.
Лутченко взглянул ему в глаза.
— Шадули умеет делать волков. Этого никто на Земле не должен уметь.
Арчи молчал почти полминуты.
— Волков, Виталий, делают не генетики, а генералы и президенты. Если ты еще не понял.
Лутченко виновато вздохнул.
— Да я-то понимаю. Но так уж сложилось, что мы обязаны выполнять приказы. И мы будем их выполнять. Сегодня — ты. Завтра — я. Это разведка. Это политика.
— Черт бы побрал разведку с политикой на пару, — угрюмо сказал Арчи.
— Поберет. Но это все равно не отменяет приказов и необходимости им подчиняться. Увы.
— Заходим, — предупредил махолетчик из кабины. — Пятиминутная готовность.
— Слушайте, — спросил вдруг Генрих. — А зачем вообще нужна эта комедия? Что, нельзя было просто послать за яхтой катер с пограничниками? Ну или с нами в конце концов?
— Нельзя, — пояснил Лутченко. — Во-первых, при нормальном ветре катер яхту просто не догонит. Такую, во всяком случае. И еще — по нашим данным, в патруле есть люди Варги. И мы не знаем, что они могут выкинуть. Понимаешь? Если мы затеем операцию перехвата, мы можем быть атакованы. А сие чревато неожиданностями… Золотых же страшно не любит неожиданности.
— Можно подумать, что я от неожиданностей буду застрахован, — угрюмо заметил Арчи. Он вообще выглядел угрюмо, причем с каждой минутой мрачнел все больше и больше.
«Как бы он не сломался, — озабоченно подумал Лутченко. — Неужели подведет?»
А вслух сказал:
— У тебя будет фора. В принципе всю эту шатию можно просто притопить…
Арчи как раз вгонял в узкий карман на бедре метательный нож.
— …но лучше, к примеру, ножичком. Для верности.
— А иглы с парализатором не лучше?
Лутченко недовольно поморщился.
— Шериф, живой генетик, который знает, как делаются волки, может попасть под дурное влияние. Его могут похитить. У него могут похитить жену и детей, чтобы вынудить его делать то, что вздумается каким-нибудь психам вроде Варги. А мертвецы забывают все, что знали. Напрочь забывают. Такие дела.
— Так что мне, игломет вовсе не брать?
— Не бери. Не будет лишнего искуса.
— Большое спасибо! — едко поблагодарил Арчи. — Фитиль на семь персон! Место в психушке мне уже забронировали?
— Арчи, — взмолился Лутченко вполголоса. — Не нужно, а? У тебя же семнадцать фитилей за кормой, пусть даже почти все сухие, ты один из наиболее опытных агентов Земли. Если ты не сломался в начале, зачем тебе ломаться теперь? Неужели непонятно: лучше сейчас убить семерых, чем потом эти семеро наделают волков, которые убьют тысячи?
— Прекрати меня лечить. — Арчи неожиданно даже для себя окрысился. — Срал я на всю нашу лицемерную мораль, понятно? Я своей любви в глаза хочу смотреть, и чтобы при этом стыдно не было и взгляд опускать не хотелось! Это ты в состоянии понять?
Лутченко явно хотел напомнить, что вышеупомянутая любовь Арчибальда Рене де Шертарини и сама далеко небезгрешна. Но что-то подсказало ему: не стоит. Именно сейчас — не стоит.
И Виталий Лутченко промолчал.
Промолчал и Генрих, который вдруг подумал, что последнее время слышит от Арчи много трескучих фраз и при этом фразы далеко не так бессмысленны, как пытается выставить тот же россиянин Лутченко. Генриху и самому иногда становилось не по себе. Многое, во что он верил в течение долгих лет, внезапно оказалось не крепко вросшим в землю зданием, а эфемерным карточным домиком, и было сметено первым же легким порывом ветра.
А еще ему вдруг стало отчетливо ясно: чтобы хранить жизни своих соотечественников, нужно непременно отнимать жизни других соотечественников. Потому что иначе просто не получается. И не важно, что, защищая интересы Европы, он убивает, к примеру, туранца или американца. Туран и Америка греются под одним солнцем, и одни и те же звезды поочередно смотрят на Туран и Америку с высоты. Пока человек жив, его можно называть как угодно — американцем, туранцем, зулусом. А когда жизнь у него отнимают — становится безразлично, кем он был.
Генриху мучительно захотелось бросить свое ремесло, от которого он еще совсем недавно получал удовольствие. Только как-то уж слишком сложно и стремительно обернулись события, и пришлось убедиться, что до сих пор жил с полупрозрачной пеленой перед глазами, и пелена эта пропускает далеко не все.
Если бы Генрих узнал, насколько точно его мысли совпадают с мыслями Арчи, он бы, наверное, удивился. А возможно, и не удивился бы. Он проработал во внешней разведке достаточно долго, чтобы не удивляться, когда подтверждается очевидное, хоть и кажущееся невероятным.
— Елы-палы, — ругнулся из кабины офицер-махолетчик и содрал с головы шлемофон. — Серега, заведи-ка на громкую!
В тот же миг в натянутую тишину ворвался гул сразу нескольких голосов и еще масса сливающихся звуков.
— …идут на форсаже! Два штурмовика сбито!
— Первый, первый, прошу помощи, тонем!
— «Отпор», эвакуируйте экипаж!
— Что, черт возьми, творится? — Лутченко требовательно взял офицера за локоть.
— Несколько катеров в Береговом откололось от эскадры; они расстреляли звено европейских штурмовиков. Прямо в воздухе. Потом потопили два своих же катера и подбили еще четыре. Мятеж. Они отсекли яхту-от берега и от воздуха. Собственно, мы единственные, кто сейчас дальше от берега, чем яхта. Наших ученых неплохо охраняют…
— Кэп! — испуганно доложил один из пилотов. — Президент на связи…
Офицер вытаращил глаза и снова припал к шлемофону. Потом поднял ошалелый
