Пришла очередь Леонардо удивляться.
— Он сказал, что любит меня, — продолжала Гутне, — но не может заниматься со мной любовью. Он сказал, что унесет мой образ в своем сердце. Ты не знаешь, что он этим хотел сказать?
Леонардо знал, даже слишком хорошо, но промолчал.
— Еще он сказал, что посвятил себя Богу. Он хотел позаботиться о моем устройстве, но я отказалась. Правда, когда он узнал о Калуле, то сильно рассердился.
— Где он теперь? — обеспокоенно спросил да Винчи.
— Не знаю. Он не сказал мне.
— Тогда где держат женщин?
— А разве он при них?
— Я думаю — да.
— Не знаю. Этого не знает никто, кроме тех, кто их охраняет. — С этими словами Гутне вскочила в седло, затем обернулась: — Тебе и вправду не безразлично, что с ним станется?
Леонардо смог лишь удивленно взглянуть на нее.
— Я думала, тебе безразличны все, кроме Никало. А он, скорее всего, уже мертв.
И Гутне поскакала назад в бой, к солдатам Калула, исчезнув в клубах пыли, словно и сама была сотворена из дыма.
— Она ненавидит тебя, верно, господин? — В тоне Миткаля звучал не вопрос, а утверждение. Помолчав, мальчик добавил: — Господин, я знаю, где прячут женщин.
Когда Леонардо отыскал калифа, тот, сидя в седле в отдалении от сражения, совещался с Куаном, Деватдаром и другими высшими офицерами. Они сбились тесной кучкой, и телохранители-мамлюки кольцом окружали их. Увидев Леонардо, калиф кивнул ему и сделал знак солдатам расступиться и пропустить Леонардо.
— Я вижу, что ты, по крайней мере, жив, — сказал Кайит-бей, — а вот другие мои воины убиты.
— Турок погибло больше, чем арабов или даже персов, о владыка миров, — сказал Леонардо.
— Благодаря твоим орудиям, маэстро. Но что проку в них сейчас?
— Твои войска слишком рвались в бой.
Куан взглянул на него с тревогой, потому что калиф был изнурен и физически, и духовно; но Кайит-бей сказал:
— Солдаты недолго могут принимать смерть, стоя на месте. Или ты полагаешь, что смог бы удерживать их дольше?
— Нет, повелитель, конечно же нет.
— Что же ты тогда думаешь? Кто победил — мы или турки? — Он усмехнулся, потому что они стояли словно в гигантском склепе: вонь смерти была сильнее, чем аромат самых сладких духов. — Ну? — В голосе калифа прозвучала опасная нотка.
— Мы не победим, покуда не возьмем замок, — сказал Леонардо. — Войска Мустафы будут в безопасности под его прикрытием.
— Мы уморим их голодом, — сказал калиф.
Леонардо оглядел стоявших вокруг. Никто не произнес ни слова.
— И ты останешься здесь на всю зиму? — спросил он. — И заморишь голодом своих солдат заодно с турками?
— Мы сокрушим их, даже если погибнем все до последнего.
— У меня есть план, повелитель, — сказал Леонардо. — Не соизволишь ли ты…
Калиф словно не слышал слов Леонардо.
— Сдается, что теперь ты хочешь стать моим вестником, маэстро.
— Боюсь, повелитель, я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Если мы все не погибнем, маэстро, я призову тебя позже, — сказал калиф, жестом приказывая ему удалиться. — Ты должен быть со своими орудиями, если только все они не уничтожены турецкими пушками. Мы похороним Хилала позже. С почестями.
— Хилал мертв?
Леонардо поклонился и ушел, уверенный, что калиф заметил его изумление и страх.
— Миткаль, — сказал Леонардо, — ты умеешь хранить тайны?
— Конечно, маэстро. Разве я уже не доказал, что верен тебе?
— Если бы ты мог уничтожить турок и покрыть себя славой путем обмана и хитрости, ты бы сделал это?
Миткаль явно опешил.
— Это бы зависело…
— От чего? — поддразнил его Леонардо.
— Не знаю, господин, но я никогда не предам своего калифа, — настороженно объявил Миткаль.
— Я ни за что на свете не предложил бы тебе предать твоего повелителя. Но сможешь ли ты солгать своим подчиненным, чтобы помочь мне?
— Да.
Леонардо удивило то, что мальчик не колебался ни секунды.
— Почему?
— Потому что ты спас мне жизнь.
И тогда Леонардо посвятил в свой замысел этого слишком рано повзрослевшего ангела смерти.
Глава 31
ПЛАН
Ночь заговорит, ночь подаст свой совет, ночь принесет тебе победу.
Плутарх
Погоди же, о птица тьмы; там отыщешь ты плоти людской изобилье.
Плутарх
Наконец Кайит-бей призвал Леонардо в свой шатер. Раб поднес Леонардо кофе и трубку; аромат крепкого кофе был восхитительным, и лишь тогда Леонардо осознал, насколько он устал и голоден.
— Ты умеешь толковать сны? — спросил калиф.
— Нет, повелитель.
— Нет? А вот мой Деватдар умеет.
Леонардо кивком поздоровался с Деватдаром — тот сидел на подушке напротив калифа и рядом с Куаном и, судя по всему, чувствовал себя неуютно.
— Перед самым рассветом мне приснился страшный сон, — продолжал калиф. — Я позвал имама и Деватдара. Однако один, похоже, не в силах ответить мне, а ответ другого я не приемлю.
Он поглядел на Деватдара и имама. Священнику, судя по его виду, было около восьмидесяти; сгорбленный и ссохшийся, он кутался в свои просторные одежды, словно прячась в них от мира, но глаза его смотрели прямо и довольно зловеще.
Затем калиф повернулся к Леонардо.
— Мне снилось, что огромная змея обвилась вокруг меня. Она дотянулась до моей шеи и принялась душить меня, но в тот миг, когда она воззрилась на меня глазами, сверкавшими точно драгоценные камни, она вдруг преобразилась в орла. Он расправил крылья, поднял меня в воздух и долго нес меня в когтях, покуда я не увидел внизу, на песке пустыни жезл, сияющий точно раскаленные угли. То был жезл глашатая. Затем орел мягко опустил меня на песок рядом с жезлом. Едва я коснулся его, как освободился от страха и сомнений. — Калиф помолчал. — Скажи мне свое истолкование, маэстро Леонардо.
— Я не верю в некромантию, — сказал Леонардо, стараясь не выдать своего волнения. Поистине, будь он суеверен, он счел бы сон калифа даром богов.
— Это не имеет значения. Куан тоже не верит.
Куан опустил глаза.
— Мой раб и брат согласен с истолкованием Деватдара, — продолжал Кайит-бей. Затем он подал знак Деватдару: — Расскажи ему.
— Змея означает поражение, — сказал Деватдар. — Но мы не терпим поражения. Мы побеждаем.
