— В чем дело, Нелли? Что-то, имеющее отношение…
— Да, о да, — ответила она, сжимая его руки.
— Феликс, ты должен связаться с полицией, с ФБР, и немедленно! Должен сказать им! Они нам сейчас необходимы!
— Нелли, ты сошла с ума? Нас ведь предупреждали. Одно слово властям — и Шэрон мертва. Нет, не могу…
— Феликс, ты ДОЛЖЕН, — умоляла Нелли.
— Почему? Что с тобой происходит? Что ты вспомнила? Мы говорили только о том, что она использовала как второе имя «Люси»…
— В этом-то все и дело! — Нелли в исступлении сжимала его руки. — Именно использование этого имени. Теперь я понимаю. Почти забыла об этом. Это было много лет тому назад, когда я только начала работать у нее. Шэрон тогда еще часто вела себя как дитя, всегда играла в какие-то игры. И в течение какого-то отрезка времени… — Она переворошила свою память, но была не в состоянии уцепиться за что-нибудь. — Как бы то ни было, по какой причине, не помню точно, но она зациклилась на имени «Люси». Я думаю, может быть в связи с Люси Мане — помните «Сказку о двух городах». Там была девушка француженка, вышедшая замуж за Дарнея, а в нее был тайно влюблен Сидней Картон. Каким-то образом, не могу припомнить почему именно, — Шэрон вцепилась в это имя, «Люси». Она стала подписываться им в записках, которые оставляла на моем столе к утру. Или в письмах, которые присылала мне, когда выезжала в другие города на презентации своих фильмов. Эта подпись указывала на то, что настоящее послание в письме закодировано. Подписываясь «Люси», она намекала на это, неужели не понимаешь? Это означало, что письмо имело скрытое содержание, закодированное в самом тексте. Она редко пользовалась этим приемом, всего несколько раз, когда хотела посвятить меня во что-то такое, чего не должны были знать все остальные люди в доме. Обычно это была какая-то глупость, шутка. Но в этот раз, теперь, это, должно быть, что-то серьезное, что-то важное, о чем бы она хотела сообщить нам. Поэтому так и подписалась. «Люси»… надеюсь, что вспомню…
Пораженный Феликс пытался приостановить поток слов, в котором захлебывалась Нелли.
— Подожди, подожди, остановись. Если Шэрон использует «Люси», чтобы сказать нам, что надо раскодировать какое-то секретное послание в ее письме…
— Именно это она и сделала, именно это!
— Очень хорошо. Теперь успокойся, Нелли. Послушай, если вы с ней играли в эти игры, она писала тебе письма, которые ты должна была расшифровать, и ты делала это, значит, ты должна была знать код. Зачем рисковать, вызывая полицию? Она нам не нужна. Скажи мне код, и мы расшифруем сами это письмо о выкупе.
— Феликс, Феликс, в том-то и дело, неужели ты не можешь понять? Не помню я этот проклятый код! Ведь прошло столько лет. Я имею в виду, что Шэрон помнит и надеется, что я тоже не забыла этот код, но я его не помню!
Зигман потерял терпение:
— Нелли, попробуй собраться. Если тебе удалось вспомнить одну вещь, ты можешь вспомнить и остальное. Это имя, «Люси», какую инструкцию оно тебе давало? Может быть, оно указывало на то, что ты должна читать письмо через слово? Или что каждую букву в нем нужно заменить другой? Например «а» в действительности нужно читать как «е», или еще как-нибудь? Думай, думай, пожалуйста!
Последние остатки выдержки покинули Нелли, она была на грани слез.
— Не могу, Феликс, пожалуйста, поверь мне. Я пытаюсь, если бы ты знал, как пытаюсь, но эта тайна никак не возвращается ко мне. Очень бы хотелось вспомнить, но ничего не получается. И, Боже, только подумать, что от этого зависит жизнь бедной Шэрон и что прямо сейчас…
Это новое открытие, подразумевающее, что того, что они уже сделали, недостаточно, или что на эту информацию нельзя положиться, или что им многое еще неизвестно — все эти мысли постепенно отражались на лице Зигмана. Он медленно кивнул.
— Да, ты совершенно права. Она пыталась сказать нам, что там есть еще что-то, что мы должны понять. Конечно, это справедливо только в том случае, если ты совершенно уверена в том, что «Люси» действительно означает закодированное сообщение.
— Феликс, это абсолютно точно, можешь не сомневаться, — настаивала Нелли. — Точно, что она играет — даже рискует — своей жизнью, пытаясь сообщить нам еще что-то. Значит, это жизненно важная, необходимая информация. Я ручаюсь…
Она остановилась, широко раскрыв глаза, глядя на Зигмана, не в состоянии закончить то, что собиралась сказать.
— Ты ручаешься за что? — потребовал ответа Зигман.
— Ручаюсь, она пытается сообщить нам, что, независимо от того, что похитители обещают, — что отпустят ее, как только получат выкуп, — они и не собираются сдержать данное слово. Они намерены убить ее. И может быть, может быть, она пытается сообщить нам, что не следует ожидать ее освобождения, так как этого не произойдет. И она старается сообщить нам, где находится, дать нам намек, где ее можно найти, чтобы спасти ей жизнь, пока не станет поздно. Именно об этом она пытается сказать, и ни о чем больше. Должно быть, все дело в этом.
— Да, — согласился Зигман, пытаясь сосредоточиться.
— Мы обязаны расшифровать ее послание, Феликс. Мы не можем рисковать, мы не можем ждать, пока я вспомню нечто совершенно позабытое. Нам нужны эксперты. Полиция и ФБР имеют таких специалистов. Они смогут быстро справиться с этим заданием. И что бы они ни узнали, все надо будет выполнять очень быстро. Стоит вопрос о жизни и смерти, жизни Шэрон или ее смерти, а мы попусту теряем время. Как только они подберут оставленные тобой деньги, станет поздно. Пожалуйста, пожалуйста, Феликс, мы обязаны что-то делать, пока еще не поздно.
Зигман внимательно посмотрел на Нелли, а затем быстро пересек комнату в направлении ближайшего телефонного аппарата.
Схватив трубку, он набрал номер оператора.
Он ждал ответа и, получив его, стал говорить:
— Срочно соедините меня с полицейским департаментом Лос-Анджелеса.
Глава 13
На четвертом этаже департамента полиции Лос-Анджелеса, расположенного в центре города, работа в этот выходной день шла как обычно, неспешно и обыденно, если не считать того, что происходило в кабинете № 327, на двери которого висела табличка: ОТДЕЛ ГРАБЕЖЕЙ И УБИЙСТВ.
Здесь, в самом центре пятидесятифутовой, с зарешеченными окнами комнаты, набитой серыми сейфами, металлическими запирающимися шкафами, зарешеченными окнами, столом с четырехволновыми радиостанциями и фотографиями разыскиваемых преступников, глава отдела, капитан Честер Калпеппер, тощий, жилистый ветеран полиции, с бесстрастным выражением лица стоял у одного из четырех рядов желтых сосновых столов, зажав плечом трубку телефона. Он вполголоса разговаривал с кем-то, а две дюжины его подчиненных, рассредоточенных по огромному помещению — сержанты и тайные агенты — делали вид, что не слушают и занимаются своими делами. И все же по поведению своего шефа они поняли, что происходит что-то из ряда вон выходящее.
