разгром. Я так и предполагал, поэтому не сильно удивился раскиданным стульям и сдвинутому столу. Это мною предвиделось, но вот чего я не мог ожидать, так это залитый кровью пол, причем ее было так много, как могло бы быть, если бы в кабинете устроили бойню крупного рогатого скота. Кровь заливала пол сплошным озерцом, замерзала под действием ледяной вьюги из распахнутого окна, вытекала наружу и капала с антресольной площадки вниз в цех. И все что упало на пол – бумаги, канцелярские принадлежности, различные мелочи – все это плавало в кровавом пруде, впитывая алую жижу и примерзало к своим местам ледяными корочками. Стоял животный сладкий запах, меня замутило, а по спине побежали крупные мурашки. Что тут могло случиться, откуда столько крови?
Вдруг я наткнулся на лежащее на полу тело и оцепенел от ужаса. И он здесь! И его Боженька призвал! Продолжая держать тяжелый сейф в побелевших от напряжения ладонях, я не мог оторвать взгляда от тела в красной лужи. Он конечно много кровушки выпил у рабочих, это факт, но не могло же так случиться, что вся эта кровушка накапливалась в нем как в бездонном бурдюке пока он, в конце концов, не лопнул? Такого не могло быть, тем более, что выпитая кровь рабочих имеет фигуральный смысл.
Даниил Даниилович Шепетельников. Хозяин, владелец, местный князь, генеральный директор. Он лежал с распахнутыми глазами, в которых навсегда застыла нанависть ко всему миру и более всего к тому, кто медленно убивал его. Из одного глаза с оцепеневшим зрачком вытекла и замерзла кровавая слезинка. Очки слетели на щеку, а сама щека расцарапана и из приоткрытого в беззувучном крике рта виднелись прогалы выбитых зубов. Вымокшее в воде и крови тело Даниила Данииловича замерзло, обледенело.
При жизни, признаюсь, он мне был несимпатичен, он по правде сказать, делал все от него зависящее, чтобы поддерживать по отношению к себе предельно негативное мнение. Его не любили и в отличии от Соломонова – не уважали и в грош не ценили. Но никто никогда не желал Шепетельникову смерти, тем более не решился бы поднимать на него руку. Рабочие просто игнорировали его, принимая его как неизбежную данность. Но кто решился поднять на него руку и выжать столько кровищи, сколько и в человеке-то не может уместиться? Кто-то из тех, кто сам теперь лежит в цеху без дыхания? Очевидно, тот кто вскрыл сейф и взял деньги. Неужели Соломонов? Но это кабинет Соломонова, а Шепетельников сюда вообще редко заходит, он боиться вдыхать чужой воздух и безвылазно обитает в своем замкнутом кабинете в отдельно стоящем офисном здании, что располагается слева от проходной.
Я водрузил сейф на край писменного стола, за которым еще вчера сидел и работал Константин Олегович. Корочка льда хрустнула под металлом и рассыпалась холодными хрусталиками. На столе в беспорядке было разбросано замерзшее от влаги и мороза то, что должно было быть на своих местах (в этом отношении Соломонов слыл аккуратистом). Уже знакомая мелодия зазвучала опять и на этот раз я увидел, как из-под растегнутой зимней куртки у Даниила Данииловича светится его мобильный телефон, его уголок выступал из внутреннего кармана и я, поддался искушению и осторожно, касаясь гаджета кончиками двух пальцев как пинцетом, чуть-чуть вынул его. Мне стало любопытно кто-же мог названивать моему бывшему боссу. На светящемся экранчике горела фамилия «МОГИЛЕВИЧ В.А.». Я отпустил телефон и он, нырнув обратно в замерзший карман, умолк. Могилевич В.А. так и не дозвонился до Шепетельникова Д.Д. Я невольно усмехнулся, припоминая эту фамилию. Уж не Виктор Анатольевич ли это, не областной ли это прокурор? Вот прокурора сейчас как раз не достает, это уж точно!
Вьюга задувала в кабинет, было жутко холодно, снег накрывал обстановку и плясал по мертвому кабинету в дикой свистопляске. Один Бог знает, что тут произошло, а я не хочу в это вникать. Мне неприятно, я хочу остаться в стороне, не желаю быть причастным к этим трагедиям. Я переводил дыхание, вытирая взмокший лоб и шею. Вот зараза – как холодно! Взмокшее тело быстро промерзало до костей, и я поспешил закончить дело как можно скорее. Только теперь я увидел под столом пробитый кулер и с некоторой долей облегчения сообразил, что под ногами не чистая кровь, а вытекшая вода лишь подкрашеная в алый цвет. Я еще раз покосился на труп примерзающего к полу Даниила Данииловича, выискивая на нем колотые или резаные раны. Да, были такие. «Не трогай его!» – приказал я себе и снял с себя тяжелую телогрейку из-за которой я то и дело вспоминал жизнь черепах в панцирях. Тут же стало еще холоднее, я повел плечами и подул на руки. Телогрейка распростерлась рядом с сейфом на лакированной столешнице, а я вместе с ознобом почувствовал непередаваемое облегчение. С моего тельца исчезло сразу два груза. Но предаваться радости у меня не было ни времени, ни желания. Я расправил телогрейку так чтобы можно было просунуть руку под внутренную подкладку и стал методично доставать из ватника денежные пачки. Купюры, купюры в пачках перетянутые резиночками, купюры разного достоинства от полтинников до пятитысячных. Я доставал из-под подкладки деньги и ровными рядами перекладывал их в сейф. Денег было много (я даже приблизительно не могу сказать сколько именно, но такую сумму я до этого ни разу в жизни даже не видел), они были тяжелыми для меня и чтобы телогрейка опустела и приобрела свой естественный вес и форму, мне потребовалось не меньше десяти минут времени. Зато в теперь уже заполненном сейфе купюры разного достоинства лежали так как должны были лежать. Сейф был полон.
Проверив еще раз внутри ватника как следует (не затесалась ли там хоть одна пропущенная купюра) я удовлетворительно закрыл дверцу сейфа и защелкнул замок. Стальной механизм звонко щелкнул и дверца с готовностью втерлась на свое место после чего осталась намертво заперта и не поддасться, пока кто-то не всунет в замочную щель специальный ключ и не введет пятизначный код. Лично я кода не знал и не мог знать, и как будут открывать сейф в последствии – не моя забота.
Поднапрягшись в последний раз, я взял потяжелевший сейф и водрузил его на его привычное место на тумбочке.
Эти деньги по справедливости должны получить рабочие, это их законная зарплата, зафиксированная, кстати, в документах, которые, несомненно обнаружат либо среди прочих бумаг вмерзшими в кровавый лед на полу, либо в бухгалтерии в офисном здании (я искренне надеялся, что
