– Ничего, Серж. Ровным счетом ничего – кроме того, что из нас сделали затворников и заставляют играть по каким-то дурацким правилам. Ты погляди на него, Серж: у молодого человека аж глаза светятся от этих возможностей продемонстрировать свою жандармскую наблюдательность. От кого тут беречься? Вагон изолирован, все пассажиры тут – знакомые, порядочные люди. Так нет же: ходит, ноет: «отчего не запираетесь?» В Минске прогуляться решила – так перед людьми неудобно было! День на дворе, а он оглядывается все время с таинственным видом… Меня на дебаркадере бросил и к проводнику помчался – будто это не железнодорожный служащий, а соловей-разбойник!
– Матильда! – уже строже попытался призвать супругу к вежливости Витте.
– Что – Матильда? Что?
– Человек службу свою исполняет. Между прочим, по моей же просьбе.
Однако закусившая удила супруга вскочила с дивана, одернула жакетку и решительно направилась на выход.
– Ты куда, душа моя?
– С внуком посижу, с Левушкой. Что, и этого нельзя, сударь? – Она ожгла Новицкого взглядом.
– Ну отчего же? Разумеется, Матильда Ивановна! – Новицкий покраснел, отступил от двери еще дальше, освобождая для разгневанной дамы проход.
– Благодарствую! – в голосе мадам звучал сарказм.
Дверь за ней с треском захлопнулась.
– М-да…
– Сергей Юльевич, но я же не нарочно в глаза все время лезу. Простите, если что…
– Это вы мою супругу простите, Андрэ. Гм-м, да… У Матильды Ивановны, знаете ли, случаются порой вспышки. Да вы садитесь, садитесь, голубчик!
– Вы же работали, Сергей Юльевич. Я пойду, пожалуй…
Витте решительно завинтил колпачок самописки:
– Садитесь, Андрэ! В конце концов, у меня на пароходе неделя будет над тезисами посидеть. Да я, кстати говоря, не над ними работал – дневники давно пишу. Для потомства, так сказать… Давайте поговорим о чем-нибудь, Андрэ. Только, голубчик, не в службу, а в дружбу: вы не произведете разведку насчет чайку? Горло пересохло…
– С удовольствием, Сергей Юльевич! – Новицкий подскочил как на пружине и направился в сторону служебного купе.
Там он застал одного проводника, разбирающего какие-то бумаги. На вопрос о перспективах получения чая он лишь мотнул головой в сторону тамбура:
– У напарника спросите, господин хороший. Ефим давно уже с самоваром возится…
В тамбуре было шумно, и Ефим, сидящий на корточках у самовара, не расслышал, как открылась дверь. Новицкий же, открывший рот для вопроса о чае, быстро закрыл его, заметив рукоять револьвера, выглядывающую из-под рабочего фартука.
Он бесшумно прикрыл дверь, постоял немного и снова распахнул ее, постаравшись сделать это как можно громче. Проводник стоял в напряженной позе, сунув правую руку под передник.
– Милейший, – как ни в чем ни бывало окликнул его Новицкий. – Милейший, а что у нас нынче с чаем?
Проводник заметно расслабился, кивнул на самовар, криво улыбнулся:
– Чичас будет, ваш-бродь: шумит уже самовар-то! Вам в третье купе принести, или как?
– Я сам подойду, – Новицкий, не поворачиваясь к проводнику спиной, покинул тамбур.
Пройдя до середины коридора, он остановился у окна, вцепившись в поручень и напряженно вглядываясь в темноту. Сердце у подпоручика стучало где-то в горле, мысли прыгали. Новицкий ощущал себя в положении человека, долго пытавшегося разобраться в работе незнакомого механизма и, наконец, понявшего его суть. Мозаика сложилась: и неумёхи-проводники, и отсутствие депеши от Лаврова, и заглядывание этого Ефима в купе Витте при стоянки в Минске. Он прикрыл глаза и ясно припомнил и напряженную позу этого человека, и его правую руку под фартуком.
Лавров, скорее всего, не смог разгадать сей «шарады» – вот и не прислал депеши. Действительно: кто подумает на проводников?
– Ваш-бродь!
Новицкий вздрогнул, обернулся. Давешний Ефим глядел на него из тамбура, старательно улыбаясь.
– Ваш-бродь, чаек поспел! Вам куда принесть? Сколько стаканов?
– Во второе купе. Три стакана, – отрывисто бросил он.
– А к чаю что желаете, ваш-бродь? – не отставал проводник. – Сахарок, лимончик, булошная мелочь?
– Ничего не надо, только чай, – повернувшись, он поспешил в купе к Витте.
– Сергей Юльевич, сейчас чай принесут, – Новицкий откашлялся. – А вы по возможности незаметно посмотрите на проводника. Это – убийца!
– То есть как убийца? – Витте сдернул очки. – Вы не шутите, Андрей Павлович?
– Не шучу. Сейчас он стрелять не будет – я подстрахую. Буду стоять здесь, у двери, с правой стороны.
– У меня тоже есть револьвер, – засуетился Витте, начиная рыться в саквояже. – Черт, куда же я его засунул?!
– Не доставайте. Он придет пока на разведку – посмотреть, на каком диване вы спите… Не спугните, Сергей Юльевич!
В дверь постучали, и Новицкий распахнул ее. Проводник Ефим, сменивший тяжелый прорезиненный фартук на белый, с буквами «МПС» на поясе, неловко пронес стаканы мимо Новицкого, поставил их на столик, поклонился и попятился к двери:
– Приятного вам чаепития, господа хорошие, – еще раз поклонившись в дверном проеме, проводник исчез.
Выждав немного, Новицкий осторожно приоткрыл дверь: Ефим, стуча во все двери, радушно предлагал пассажирам чай.
– С чего вы взяли, Андрей Павлович, что он убийца? – помолчав, поинтересовался Витте. – Обыкновенный увалень. Безобразие, конечно, что таких берут, но…
– А как, по-вашему, должен выглядеть убийца? – усмехнулся Новицкий. – С наполовину обритой каторжанской головой и с топором за поясом? Я видел у него револьвер. И во время стоянки в Минске он снаружи заглядывал в ваше купе, сунув руку под фартук. Вы видели? Когда я с Матильдой Ивановной променад по дебаркадеру делал?
Витте развел руками:
– Вы знаете, я выходил из купе. Заглянул к профессору Мартенсу, побеседовали минут десять.
– Ваше счастье, Сергей Юльевич, – серьезно кивнул Новицкий. – Я думаю, что они придут нынче ночью. Почему? Да потому, что под утро мы будем на германской границе. Им нужно сделать свое дело и скрыться.
– Резонно, – согласился Витте. – И что будем делать?
Новицкий помолчал, прикидывая все за и против только что родившегося у него в голове плана.
– Поднимать тревогу сейчас и пытаться арестовать лжепроводников не имеет смысла, – медленно произнес он. – Что мы им предъявим? Наличие револьверов? У них может быть разрешение на оружие. Нужно брать с поличным, Сергей Юльевич. Скажите, Матильда Ивановна может нынче переночевать в купе с вашим внуком и бонной?
– Полагаю, что да. Левушка спит в своей колыбельке, один диван все равно пустует.
