Во все время пути Наполеон оставался печален, но спокоен.
Говорил он мало. Судя по нескольким вырвавшимся у него словам, он непрестанно возвращался мыслями к Франции, как стрелка компаса непрестанно показывает на север; но он не получал новостей ни от жены, ни от сына.
Время от времени он брал щепоть табаку из табакерки генерала Беккера и вдруг заметил, что на крышке изображена Мария-Луиза. Он решил, что ошибся, и склонился ниже.
Генерал все понял и протянул табакерку императору.
Тот взял ее в руки, с минуту разглядывал, потом без слов вернул генералу.
Наполеон вышел у морской префектуры.
Последняя надежда – скажем больше: последняя уверенность – оставалась ему, что временное правительство передумает и отзовет его назад.
Через несколько часов после того, как он остановился в морской префектуре, прибыл курьер с письмом из правительственной комиссии, адресованном генералу Беккеру.
Император скользнул взглядом по печати, узнал ее и стал с нетерпением ждать, когда генерал распечатает письмо.
Генерал понял желание императора и поторопился.
Наполеон обменялся взглядом с Сарранти, который доставил почту.
Во взгляде корсиканца ясно читалось: «Мне нужно с вами переговорить», но мысли Наполеона витали далеко. Хотя он понял, чего хочет его земляк, он думал только о депеше.
Генерал тем временем успел ее прочесть и, видя, что императору также не терпится узнать ее содержание, не говоря ни слова, подал бумагу императору.
Судите сами, была ли она из тех, что способны укрепить надежды изгнанника, который вот-вот станет пленником.
Вот текст этой депеши:
«Господин генерал Беккер!
Правительственная комиссия передала Вам инструкции относительно отъезда из Франции Наполеона Бонапарта.
Я не сомневаюсь в Вашем усердии для успешного выполнения Вашей задачи. Дабы ее облегчить, насколько это в моих силах, я предписываю командующим Ла-Рошелъю и Рошфором оказать Вам всяческую поддержку и помощь в осуществлении мер, которые Вы сами сочтете приемлемыми для исполнения приказаний правительства.
Примите, и так далее.
За военного министра
Государственный советник, первый секретарь
Барон Маршан».
Итак, если Наполеон Бонапарт замешкается с исполнением приказа, изгоняющего его из Франции, генерал Беккер мог отныне взять его за шиворот и вывести силой.
Наполеон уронил голову на грудь.
Прошло несколько минут. Император глубоко задумался.
Когда он снова поднял голову, генерал Беккер вышел, чтобы написать ответ комиссии. Один Сарранти продолжал стоять перед ним.
– Чего тебе? – нетерпеливо спросил император.
– В Мальмезоне я хотел спасти Францию, сир, а здесь – вас самого.
Император пожал плечами. Казалось, он полностью подчинился обстоятельствам: последнее письмо уничтожило последние его надежды.
– Спасти меня, Сарранти? – переспросил он. – Мы вернемся к этому разговору в Соединенных Штатах.
– Хорошо, но так как вы никогда не доедете в Соединенные Штаты, сир, давайте поговорим об этом здесь, если не хотите опоздать.
– Почему я не доеду в Соединенные Штаты? Кто мне помешает это сделать?
– Английская эскадра, которая через два часа блокирует Рошфорскую гавань.
– Откуда у тебя такие сведения?
– От капитана брига, который только что вернулся с рейда.
– Я могу с ним поговорить?
– Он ждет, когда ваше величество окажет ему эту честь.
– Где он?
– Здесь, государь.
Сарранти указал на дверь своей спальни.
– Пусть войдет, – приказал император.
– Прежде я хотел бы узнать, угодно ли вашему величеству говорить с ним долго и без помех?
– А разве я уже не пленник? – с горечью спросил Наполеон.
– После только что полученного сообщения никто не удивится, если вы, ваше величество, запретесь.
– Закрой дверь на задвижку и пригласи своего капитана.
Сарранти повиновался.
Заперев дверь, он ввел того, о ком докладывал императору.
Это был человек лет сорока восьми, одетый как простой моряк, без знаков отличия, которые указывали бы на его звание.
– Где же твой капитан? – спросил император у Сарранти, приготовившегося выйти.
– Я здесь, сир, – доложил вновь прибывший.
– Почему же вы не в мундире военно-морского офицера?
– Потому что я не офицер военно-морского флота, ваше величество.
– Кто же вы?
– Корсар.
Император бросил на незнакомца взгляд, не лишенный презрения. Но, вглядевшись в его лицо, сверкнул глазами и воскликнул:
– Ага! Мне кажется, я вижу вас не в первый раз.
– Совершенно верно, сир, в третий.
– А впервые это было?..
Император напряг память.
– …впервые… – подхватил моряк, желая помочь слабеющей памяти прославленного собеседника.
– Нет, я хочу вспомнить сам, – остановил его Наполеон. – Вы – часть моих приятных воспоминаний, и мне приятно вновь оказаться в окружении добрых друзей. В первый раз я видел вас в тысяча восьмисотом году: я хотел назначить вас капитаном, а вы отказались, верно?
– Так точно, государь, я всегда отдавал предпочтение свободе.
– Во второй раз мы встретились во время моего возвращения с острова Эльба; я воззвал к патриотам Франции: вы предложили мне три миллиона, и я согласился.
– Иными словами, сир, в обмен на деньги, с которыми я не знал что делать, вы дали мне акции каналов и полномочий на вырубку леса.
– Наконец, в третий раз – сегодня. Как всегда, вы явились в трудную для меня минуту. Что же вам угодно, капитан Пьер Эрбель?
Капитан вздрогнул от радости. Император помнил все, даже его имя!
– Что мне угодно, сир? Я хочу попытаться вас спасти.
– Прежде всего, скажите, какая опасность мне угрожает.
– Вас могут захватить англичане.
– Значит, Сарранти сказал мне правду? Рошфорская гавань блокирована?
– Пока нет, ваше величество. Но через час так и будет.
Император ненадолго задумался.
– С минуты на минуту мне должны доставить охранное свидетельство, – сказал он.
Эрбель покачал головой.
– Вы полагаете, я его не получу?
