После завтрака они вместе спустились в ресторан, и Таунсенд обошел весь зал, беседуя с руководителями своих компаний со всего мира. Сделав круг, он пришел к заключению, что они либо очень хорошие актеры, либо понятия не имеют, в каком опасном положении оказались. Он надеялся на второе.
В то утро первым выступал Генри Киссинджер. Он читал лекцию о международном значении стран Тихоокеанского бассейна. Таунсенд сидел в первом ряду и сожалел, что отец не может услышать слова бывшего госсекретаря, говорившего о возможностях, которые открываются, по его мнению, перед «Глобал» и которые еще десять лет назад казались немыслимыми. Потом мысли Таунсенда вернулись к матери — ей сейчас было за девяносто — и к тому, что она сказала, когда он сорок лет назад вернулся в Австралию: «Я всегда испытывала отвращение к долгам любого рода». Он даже помнил, с какой интонацией она это произнесла.
В течение дня Таунсенд посетил все семинары, на которые у него хватило сил, и после каждого у него в ушах еще долго звенели слова «обязательство», «видение» и «экспансия». Перед сном он получил последнее послание от Э.Б.: «Франкфурт и Бонн согласились, но выдвинули жесткие условия. Еду в Цюрих. Позвоню, как только узнаю их решение». Он провел еще одну бессонную ночь в ожидании звонка.
Сначала Таунсенд предложил Элизабет сразу после Цюриха прилететь в Гонолулу, чтобы передать ему всю информацию лично. Но она посчитала это неудачной идеей.
— В конце концов, — напомнила она ему, — вряд ли я подниму боевой дух, если буду болтать с делегатами о своей должностной инструкции.
— А вдруг они подумают, что вы моя любовница, — усмехнулся Таунсенд.
Она не засмеялась.
На третий день после обеда настала очередь сэра Джеймса Голдсмита выступить перед собранием. Но Таунсенд без конца смотрел на часы и с тревогой ждал, когда же позвонит Бересфорд.
Свет в зале слегка притушили, и сэр Джеймс поднялся на трибуну под бурные аплодисменты участников. Он положил текст своей речи на подставку, посмотрел в зал, хотя в полумраке не мог видеть лица присутствующих, и начал свое выступление такими словами:
— Мне очень приятно выступать перед людьми, которые работают в одной из самых успешных компаний мира.
Таунсенд невольно заинтересовался взглядами сэра Джеймса на будущее ЕС, его объяснением, почему он решил баллотироваться в Европарламент.
— Если меня изберут, то появится возможность…
— Простите, сэр.
Таунсенд поднял голову и увидел склонившегося к нему управляющего гостиницей.
— Вам звонят из Цюриха. Она говорит, это срочно.
Таунсенд кивнул и быстро вышел за ним из темного зала в коридор.
— Желаете поговорить у меня в кабинете?
— Нет, — ответил Таунсенд. — Переведите звонок ко мне в номер.
— Хорошо, сэр, — наклонил голову управляющий, и Таунсенд поспешил к ближайшему лифту.
В коридоре он прошел мимо одного из своих секретарей, который недоуменно посмотрел ему вслед. Почему босс ушел с выступления сэра Джеймса, если дальше по программе идет его речь с выражением благодарности?
Когда Таунсенд добрался до своего номера, телефон уже звонил. Он подошел к телефону и снял трубку, радуясь, что она не видит, как он нервничает.
— Кит Таунсенд, — сказал он.
— Банк Цюриха согласился на наши условия.
— Хвала Господу.
— Но не бескорыстно. Они потребовали три пункта сверх базовой ставки на весь десятилетний срок. Это обойдется «Глобал» в лишних семнадцать с половиной миллионов долларов.
— И что вы ответили?
— Я приняла их условия. Они быстро сообразили, что стоят в числе последних в моем списке, поэтому мне нечем было побить их козыри.
На следующий вопрос он решился не сразу:
— Какие у меня теперь шансы на выживание?
— Пока еще только пятьдесят на пятьдесят, — сказала она. — Так что не ставьте деньги на это.
— У меня нет денег, — ответил Таунсенд. — Вы даже кредитки у меня забрали, забыли?
Э.Б. ничего не ответила.
— Что еще я могу сделать?
— Когда сегодня вечером будете выступать с заключительной речью, сделайте так, чтобы ни у кого не осталось сомнений: вы президент самой успешной информационной компании в мире. И пусть никто не знает, что вы всего в двух шагах от подачи заявления о добровольной ликвидации.
— А когда я узнаю, кто я — президент или банкрот?
— Думаю, завтра, — ответила Элизабет. — Я позвоню сразу после встречи с Остином Пирсоном.
В трубке наступила тишина.
Рег встретил Армстронга в аэропорту и повез его по грязной слякоти в Лондон. Армстронга всегда бесило, что управление гражданской авиации не позволяет ему пользоваться своим вертолетом в черте города в темное время суток. Приехав в свой издательский дом, он поднялся на лифте в пентхаус, разбудил своего повара и велел приготовить поесть. Он долго стоял под горячим душем и через тридцать минут вышел в столовую в халате и с сигарой в зубах.
На столе стояла большая ваза с икрой. Он сразу зачерпнул ее рукой и отправил в рот, не успев даже сесть на стул. Съев еще несколько ложек икры, Армстронг открыл портфель, достал лист бумаги и положил перед собой. Он ел икру, запивая ее шампанским, и между делом изучал повестку дня завтрашнего заседания правления.
Несколько минут спустя он отодвинул повестку в сторону. Теперь он был уверен: если ему удастся проскочить первый пункт, на все остальные вопросы сэра Пола у него найдутся убедительные ответы. Тяжело ступая, он пошел в спальню и устроился на кровати, подложив под спину пару подушек. Армстронг включил телевизор и стал переключать с канала на канал в поисках какой-нибудь развлекательной передачи. В конце концов, он уснул под старый фильм с участием Лорел и Харди.
Таунсенд взял свою речь с журнального столика, вышел из номера и пошел к лифту. На первом этаже он быстро зашагал в сторону конференц-центра.
Из-за открытых дверей зала доносились оживленные голоса участников, ожидавших его выступления. Когда он вошел, тысяча руководителей замолчали и встали со своих мест. Он поднялся на сцену и положил свою речь на подставку. Потом обвел взглядом аудиторию — здесь собрались самые талантливые мужчины и женщины в издательском мире, некоторые из них работают у него уже больше тридцати лет.
— Дамы и господа, разрешите мне прежде всего сказать, что «Глобал» сейчас, как никогда, в идеальной форме и готова вступить в двадцать первый век с высоко поднятой головой. Мы контролируем сорок одну теле- и радиостанцию, 137 газет и 249 журналов. И разумеется, жемчужина в нашей короне, наше недавнее приобретение «ТВ Ньюс», самый продаваемый журнал в мире. С таким портфелем «Глобал» стала самой могущественной информационной империей в мире. Наша задача — сохранить мировое лидерство, и сейчас я вижу перед собой команду мужчин и женщин, преданных делу «Глобал», способных удержать компанию в авангарде массовой информации. В следующем десятилетии… — Таунсенд еще сорок минут говорил о будущем компании и их роли в этом будущем, закончив свою речь словами: — Для «Глобал» этот год стал рекордным. Давайте в следующем году докажем нашим критикам, что мы способны добиться еще бо́льших успехов.
