– Он утверждает, что хотел дать моей биологической матери шанс встретиться со мной. – Ник нахмурился. – Я лично думаю, что это игра с позиции силы. Он желает доказать, что в конце концов был прав и что амазонки действительно существуют и по сей день. Он велел, чтобы я не спускал с тебя глаз… везде следовал за тобой… выяснял, куда ты хочешь направиться.
Я ощутила укол подозрения.
– Но ты меня уволил. В один прекрасный день. Зачем тебе было меня увольнять, если предполагалось, как ты утверждаешь, что ты должен постоянно за мной следить?
Ник кивнул, понимая мою идею:
– Когда мы с тобой впервые встретились, для меня на первом месте был тот храм. Я решил, что тебя пригласили, поскольку ты связана с Оксфордом и Моузлейнами. – Ник улыбнулся, наверное вспомнив, как многое весьма драматически изменилось с тех пор. – Признаю: я дождаться не мог, когда наконец от тебя избавлюсь. Но потом я переговорил с отцом, и он четко мне объяснил, что ты куда важнее храма. – Ник обнял меня за плечи и запечатлел поцелуй на моем лбу. – Он и представления не имел, насколько оказался прав.
– Даже несмотря на то, что я с чем-то там связана?
– Ты связана с браслетом амазонки. – Ник провел пальцем по шакалу. – С этого все и началось. Мой отец был убежден, что рано или поздно ты приведешь меня к плавучей базе амазонок. А когда он увидел, что события не спешат развиваться, то решил, что следует как-то подтолкнуть амазонок к действию. Поэтому он и потребовал, чтобы я вернул тебе телефон там, в Алжире. Он хотел узнать, кому ты позвонишь и что после этого произойдет. Он уже подозревал, что твой контакт в Оксфорде, Катерина Кент, как-то связана с амазонками; он просто не знал, какую именно роль она играет.
– Как мило! – сказала я. – Ставить научные эксперименты на своем собственном сыне! Отлично! Ему все это явно недешево обошлось. Полагаю, он поэтому и хотел, чтобы ты начал болтать о сокровищах амазонок? Чтобы заставить амазонок ощутить некоторое давление?
Ник выглядел виноватым.
– Подумать только, я играл на его стороне, а на тебя навлекал неприятности… Но я просто не представлял, с чем нам придется столкнуться. Да и он тоже. Видимо, он был убежден, что в какой-то момент моя мать должна будет осознать, кто я таков, и откроется мне. А если нет… Ну, ничего страшного, поскольку я же все равно ничего о ней не знал. Он наверняка даже не воображал, что мы можем оказаться зажатыми между амазонками и головорезами Резника.
Некоторое время мы оба молчали. Мне казалось странным сидеть вот так и наблюдать за языками пламени, танцующими в камине, зная, что огромные поленья скоро превратятся в пепел… И что весь мой мир пошатнулся. В конце концов я прижалась к Нику и сказала:
– Ты говорил, что твой отец был уличным музыкантом. И мне это понравилось.
Ник в очередной раз вздохнул:
– Ну, он действительно был. А я действительно был его обезьянкой и бегал по кругу со шляпой. Его родные в Иране, узнав о ребенке, то есть обо мне, просто пришли в бешенство. Они пожелали, чтобы отец отказался от меня и продолжил учебу в Оксфорде, как будто ничего не случилось, а когда он не согласился с ними, они выбросили его из семьи. Тогда отец обратился в колледж, предлагая как-то отработать плату за обучение, но ему объяснили, что он не может там оставаться с ребенком… Это «не в духе Оксфорда». У него не было денег, домой он вернуться не мог… Вот он и сунул меня в рюкзак и присоединился к группе бродячих музыкантов. Так он оказался в Рио, где и начал свое первое дело, и встретил женщину, которая стала мне приемной матерью. Отец целиком и полностью сделал себя сам. Рядом с ним нелегко находиться. Он испытывает потребность контролировать все и вся.
– Даже тебя?
– В особенности меня.
Я попыталась улыбнуться:
– Он явно не слишком популярен в Оксфорде. У меня сложилось впечатление, что он довольно… беспощаден?
Ник сжал мое бедро:
– Он вовсе не так плох, как людям нравится думать, просто он весьма целенаправлен. Тебе когда-нибудь приходилось слышать о капиталистах, которых бы не считали беспощадными? Это же общее мнение бездумного стада.
– Но даже если и так, полагаю, он был бы не слишком доволен, если бы узнал, что ты связался с оксфордской училкой.
Ник повернул голову и посмотрел на меня с кривой улыбкой:
– Он бы понял мое желание завоевать ледяную принцессу, которая и руки бы мне не подала…
Улыбка Ника угасла, он провел пальцами по всему моему телу, как бы демонстрируя ту вольность, с которой теперь могла путешествовать по нему эта некогда презираемая рука.
– И ты именно это и сделал? – спросила я, когда он наклонился ко мне, чтобы поцеловать. – Преодолел мою ледяную царственность?
– Преодолел ли? – Ник лег на меня сверху. – Разве я не ощущаю нечто вроде бунта? – Он улыбнулся, когда я расслабилась под ним. – Что-то не похоже на капитуляцию…
– Поосторожнее! – предостерегла я его. – Это может оказаться засадой. В любой момент мои сестры-амазонки могут вышибить дверь…
– И то верно. – Ник прижал мои руки к постели. – Так что лучше мне поспешить.
Глава 37
До этих мест (и в этом слухи говорят правду), и только до этих мест, и простирается мир.
Тацит. Германия
Я внезапно проснулась, испугавшись, что все было сном. Мое сердце колотилось как сумасшедшее. Но когда я увидела Ника, мирно спавшего рядом, то ощутила такое огромное облегчение, как будто пробудилась от чудовищного кошмара. Прижавшись к его соблазнительно теплому боку, я смотрела на него, уже освещенного легким светом начинавшегося дня. Как могло случиться, что этот великолепный мужчина, вообще не знавший меня какой-нибудь месяц назад, тем не менее открыл во мне такие стороны – если не всю меня до конца, – о которых я никогда и не подозревала?
– Дай мне минутку, богиня, – пробормотал Ник. – Я ведь простой смертный, помнишь?
Несмотря на разбитый нос, Ник даже во сне выглядел как античная статуя, и мне вдруг пришло в голову, что при всех его тайнах на теле Ника не осталось никаких следов его необычной истории. Ни шрамов, ни драгоценностей, ни татуировок, ничего, что могло бы дать хоть какой-то намек на его происхождение или на те события, через которые он прошел, прежде чем упасть в мои объятия. Камаль аль-Акраб жил под фальшивыми именами и, по его собственному признанию, всю свою сознательную жизнь удирал от лизоблюдов, которые за роскошной наклейкой не видят человека.
Вот в этом мы на самом деле были похожи куда больше, чем я осознала вначале. Да, мы выросли рядом с совершенно различными кострами – если даже не в разных племенах и пещерах, – но у нас также было очень много общего, и в основном это потребность убегать и искать. В то время как Ник пересекал самые дальние концы земли, ища спасения от имперских амбиций своего отца, я галопом уносилась в прошлое, чтобы сразиться с теми, кто утверждал, будто амазонки не что иное, как затертые слова на хрупких пергаментах. Как это было странно – и как удивительно, – что наши дорожки сошлись вот таким образом.
