Ясно, что стремительный поход советских армий к сердцу Европы являлся огромной угрозой не только для народов старого континента, но также для Великобритании и Соединенных Штатов. Запоздавшие откровения британского премьер-министра являются достаточным доказательством этого. Генерал Гудериан, начальник Генерального штаба сухопутных войск, заявил мне, что в начале февраля 1945 года вермахт был еще в состоянии нанести тяжелые и чувствительные удары по советским армиям, тылы которых оказались очень растянуты, но при условии, что западные державы предоставили бы вермахту свободу действий на Востоке. Этого не произошло.
Тогда я познакомился с генерал-полковником Лотаром Рендулицем. Он командовал группой армий «Юг» и в конце войны защищал Центральную Австрию до границы с Чехословакией от ударов Красной Армии.
Генерал-полковник Рендулиц был историком и хотел не просто писать историю, но и творить ее. После смерти Гитлера он надеялся, что четырем армиям под его началом удастся не только остановить марш войск Малиновского и Толбухина на запад, но и отбросить их за Дунай. Поэтому он отправил парламентера, представившего командиру 2-го корпуса американской армии генерал-майору Уолтану Г. Уолкеру следующую декларацию:
«1. Даже если в Соединенных Штатах верили, что в 1941 году Германия угрожала Америке, необходимо признать, что эта угроза уже не существует.
2. Гитлер мертв; немецкие армии ведут свои последние бои, а западные союзники не могут не согласиться, что главной угрозой в Европе, и не только в ней одной, является большевизм.
3. Перед такой угрозой все державы, независимо от того, непосредственно подвержены они опасности или нет, должны проявить солидарность».
Рендулиц обратился с просьбой к генералу Уолкеру, чтобы тот разрешил резервным немецким частям пройти через его позиции с целью усиления немецких армий на Востоке и проведения ими контрнаступления.
Генерал Уолкер ответил саркастически и отрицательно. Инициатива Рендулица опередила на четыре года возникновение НАТО (North Atlantic Treaty Organization), созданного в Вашингтоне лишь в апреле 1949 года.
По приказу находящегося в Кенигзее верховного командующего оперативным районом «Юг» я собрал всех уцелевших и включенных в состав моих подразделений солдат, создав новую часть, названную «Корпусом охраны Альп», хотя она и была корпусом только по названию.
1 мая я получил последний приказ из Кенигзее от командования оперативным районом «Юг»: организовать оборону горного перевала в южном Тироле, чтобы обеспечить отход подразделений генерала Генриха-Готфрида фон Фетингхоффа, преемника фельдмаршала Кессельринга в Италии, и не позволить американским и английским частям ворваться в Австрию. Однако было слишком поздно. Наши войска в Италии уже капитулировали, а Кессельринга об этом даже не предупредили.[272]
Офицеры «Корпуса охраны Альп», которые после получения приказа немедленно направились на итальянскую границу, имели достаточно здравого смысла, чтобы тотчас же вернуться ко мне.
После того как 6 мая 1945 года Дёниц приказал сложить оружие, я со своими ближайшими соратниками 8 мая укрылся в горах. Остальные мои подразделения находились в ближайших долинах; разделенные на малые группы, они ожидали моих приказаний.
Несмотря на большое мужество своих солдат, Германия проиграла вторую мировую войну. Мы сделали все, что было в наших силах, чтобы это предотвратить. Нам уже многое было известно — Радлу, Хунке и мне. В нашем горном укрытии, в Дахтейне, мы поняли, что в современной войне военное счастье находится не на стороне солдат, которых предали.
Я мог бы покончить жизнь самоубийством. Многие из нас стремились погибнуть в последних сражениях или же покончили с собой. Я также мог бы очень легко удрать за границу на борту самолета «Ю-88», однако отбросил эту мысль, ведь это означало бы оставить родину, семью и товарищей. Мне нечего было скрывать — как солдат, я не стыдился ни одного своего поступка или приказа. Я решил сдаться в плен и отправил два извещения штабу американской дивизии в Зальцбурге. Я написал, что офицеры и солдаты «Корпуса охраны Альп» могут собраться и все вместе прийти сдаваться в плен. Ответа не было. Позже мне стало известно, что штаб американской дивизии посчитал мои предложения «новой военной хитростью». Не понимаю, в чем могла заключаться эта «хитрость».
Я не отдавал себе отчета в том, что меня интенсивно разыскивали, а по радио союзников называли «самым чертовски умным человеком в Германии». На самом деле я и понятия не имел о легенде, которой уже было окружено мое имя.
20 мая 1945 года Радл, Хунке, а также кандидат в офицеры и переводчик Петер, вооруженные и одетые в полевую форму, сошли вместе со мной в долину. Вблизи Аннаберга мы явились в канцелярию ближайшей американской части. Там командовал сержант, который выслушал нас не очень внимательно, но предоставил нам джип с водителем для поездки в Зальцбург. Насколько сержант не обращал на нас внимания, настолько водитель, родом из Техаса, очень заинтересовался нами. Он решил прервать путешествие и остановил машину у бара; я вышел вместе с ним. Он заказал бутылку хорошего вина, за которое я заплатил. Когда мы тронулись в путь, техасец, обернувшись ко мне, спросил:
— Шутки в сторону, ваша фамилия действительно Скорцени?
— Действительно.
— Тогда выпейте с друзьями, так как сегодня вечером вы будете висеть.
Мы выпили «за наше здоровье». В Зальцбург наша группа приехала около полудня. Водитель не мог или не хотел найти штаб дивизии, поэтому он оставил нас на улице у гостиницы, реквизированной американской армией, попрощался и уехал. Перед гостиницей несколько немецких офицеров удивленно смотрели на нас: ведь мы все еще были вооружены!
Нашелся американский майор, который захотел нас выслушать. Он отправил нас на другом джипе в Санкт-Иоганним-Понгау, чтобы мы попросили немецкую комендатуру в лагере военнопленных и американские власти предоставить нам автомобили и грузовики для «Корпуса охраны Альп». Наконец какой-то немецкий генерал направил нас в американский батальон, расположенный в Верфене. Я приказал Хунке остаться в Санкт-Иоганне — если бы мы не вернулись через три часа, это означало бы, что нас пленили. Хунке тогда должен был предупредить наших людей, и действовал бы девиз: «Каждый заботится о себе, а Бог — обо всех».
В Верфене штаб американского батальона размещался на краю долины в удобной вилле, где я начал вести переговоры с американским капитаном. Радл и Петер вынуждены были остаться у входа. Вместо подписания согласия на проезд для транспортировки моего «Корпуса охраны Альп» в Зальцбург, которое я требовал, капитан завел меня в столовую. Там находились двое офицеров и переводчик. Когда я показывал на карте, где находятся мои люди, с грохотом распахнулись двери и окна столовой. На меня оказалось направлено двенадцать автоматов, а переводчик велел сдать пистолет, что я и сделал, предупредив:
