Неожиданно мне вспомнились последние услышанные мною слова одного из полицейских: «Двое гражданских и четыре офицера полиции находятся в здании». Я попытался связаться с Кейт по мобильнику, но все телефоны оказались отключены.
В шесть тридцать утра, когда я покинул то, что осталось от Северной башни Всемирного торгового центра, нам так и не удалось отыскать среди руин ни одного существа, и надежды на это почти не оставалось.
Каким сюрреалистическим ни казалось место трагедии, то, что я увидел по дороге домой, произвело на меня еще более гнетущее впечатление. Улицы в центре города были непривычно пусты, а на бледных лицах нескольких встретившихся людей застыло выражение ужаса. Когда я, пройдя пешком двадцать кварталов, наконец нашел такси, его водитель по имени Мохаммед, увидев меня, заплакал и плакал всю дорогу, пока мы ехали до 72-й Восточной улицы. Когда я вошел в подъезд, наш консьерж Альфред тоже не смог сдержать слез.
Я посмотрел туда, где к небу поднимались два гигантских столба черного дыма, и впервые за прошедшие сутки почувствовал, что у меня по черным от сажи щекам катятся слезы.
Я смутно помню, как поднимался в лифте в сопровождении Альфреда, который открыл мне дверь в квартиру. Я вернулся домой после двухмесячного отсутствия, и все вокруг казалось незнакомым, непривычным и новым — до такой степени, что я несколько секунд простоял в прихожей, спрашивая себя, зачем я здесь и что делать дальше. Потом я вышел на балкон, посмотрел на поднимавшиеся к небу столбы черного дыма и снова замер: то, что я увидел, показалось мне более привычным и знакомым, чем собственная квартира.
Когда я вернулся в гостиную, мое внимание привлекло лежавшее на диване одеяло. Я подошел поближе, охнул и опустился на колени перед лежавшей Кейт. Она спала, закутавшись в одеяло, и мне были видны только ее почерневшее от сажи лицо и такая же черная рука с зажатым в ней мобильным телефоном.
Я не стал ее будить и, продолжая стоять рядом на коленях, долго-долго смотрел на ее лицо. Альфред то ли не заметил Кейт, то ли был настолько потрясен всем случившимся, что забыл сказать мне о ее возвращении. Возможно также, он был уверен, что я об этом знаю.
Поднявшись с колен, я снова вышел на балкон и стал смотреть на дым на месте разрушенных башен-близнецов, который, казалось, будет клубиться вечно.
Неожиданно балконная дверь распахнулась, и я обернулся. Мы с Кейт несколько секунд молча смотрели друг на друга, потом сделали несколько неуверенных шагов, упали друг другу в объятия и разрыдались.
Мы как в полусне сидели на балконе в шезлонгах и вглядывались во тьму, окутавшую нижнюю часть Манхэттена, порт и статую Свободы. Самолеты не летали, телефоны не звонили, автомобильные клаксоны не гудели, а на улицах почти не было пешеходов.
В этот момент было трудно осознать масштаб и трагичность произошедшего, и никто из нас еще не видел новостных программ по телевизору. Мы не смотрели выпуски новостей, так как сами только что вернулись оттуда, где все это случилось. Если не считать слухов и сплетен, да некоторых подробностей, услышанных по радио, мы знали обо всем случившемся меньше, чем жители какого-нибудь Дулута.
Наконец я спросил:
— Что-нибудь известно о Джилл?
Кейт несколько секунд молчала, потом медленно произнесла:
— Я первой вошла в лифт, который должен был доставить нас в «Уорлд-бар», и стала ее ждать… Она появилась в холле в сопровождении патрульного Альвареса и еще одного офицера… Я посадила их в лифт и решила дождаться тебя…
Я ничего не ответил на это, и Кейт опять погрузилась в молчание. Прошло несколько минут, и она заговорила снова:
— Прежде чем войти в лифт, Джилл спросила: «Может, мне лучше тоже подождать Джона?» А я ей сказала: «Не стоит, с этими офицерами вы в полной безопасности. Я присоединюсь к вам через несколько минут». — Тут Кейт посмотрела на меня и произнесла: — Мне очень жаль…
— Ты ни в чем не виновата, — ответил я.
Я, конечно, уже не раз задавался вопросом, кто из наших с Кейт общих знакомых успел подняться на сто седьмой этаж, прежде чем самолет протаранил небоскреб. Но одно я знал точно: практически никто из тех, кто находился на верхних этажах здания, не сумел спуститься вниз до того, когда в десять тридцать утра Северная башня обрушилась. Об этом мне сказали находившиеся на месте катастрофы полицейские и пожарные.
Кейт спросила:
— Ты собираешься туда вернуться?
Я кивнул.
— Я поеду с тобой, — сказала Кейт.
Мы поднялись с кресел, и я предложил:
— Иди в душ первая.
Она кивнула, потом провела рукой по моей черной от сажи рубашке и произнесла:
— Я попробую ее отстирать.
Она перешагнула через порог и медленно, словно во сне, прошла из гостиной в спальню, а я отвернулся и стал смотреть на пустую линию горизонта. Я думал о Джилл Уинслоу, о своем партнере Доме Фанелли, патрульном Альваресе и о других приехавших с нами полицейских. И конечно же, я думал о Теде Нэше, который на этот раз действительно был мертв, хотя эту смерть выбрал для него не я. Не забыл я и о Джеке Кениге, Лайэме Гриффите и о тех, кто пришел вместе с ними. Я думал также обо всех людях, работавших в этом здании, и тех, которых знал лично, и которых никогда не встречал. Я стиснул в руках металлическое балконное ограждение и впервые за все это время ощутил, как во мне закипает гнев.
— Ублюдки, — прошептал я. — Какие же вы ублюдки!
Только в пятницу я смог выбраться в отель «Плаза», чтобы забрать наши с Кейт вещи, а также хранившийся в сейфе отеля некий предмет, принадлежавший миссис Уинслоу.
Помощник менеджера был очень приветлив, но в ответ на мою просьбу заявил, что в сейфе нет ничего, что могло бы принадлежать названной леди.
