Холкрофт видел в зеркальце заднего вида полицейскую машину. Она внезапно стала приближаться, мигая ему фарами. Полицейские зачем-то подавали ему сигналы.
Он не мог остановиться на повороте. Но через несколько сотен ярдов должен начаться ровный участок, там можно будет съехать на обочину. Он притормозил, с его «роллсом» поравнялась полицейская машина, и сквозь густой снег Холкрофт увидел очертания фигуры молодого полицейского.
Он слышал неистовые гудки. Видел мигающие фары. Он опустил стекло.
— Я остановлюсь, как только...
И увидел его лицо. И выражение этого лица. Это не молодой полицейский из Женевы. Лицо человека, которого он никогда раньше не видел. И потом — ствол винтовки.
Он торопливо стал поднимать стекло. Но поздно. Он услышал выстрел, увидел слепящую вспышку огня, и тут же тысячи лезвий вонзились ему в кожу. Холкрофт увидел свою кровь, расплескавшуюся по ветровому стеклу, и услышал свой дикий вопль, эхом отдающийся под низким потолком «роллс-ройса».
Лязг металла, звон, скрежет, барабанная дробь пуль. Приборный щиток отлетел вверх, педали оказались там, где должна быть крыша, и его придавило к этой крыше, потом он упал, перелетел через спинку сиденья, врезался в стекло, потом его бросило вперед и распластало на рулевом колесе, потом неведомая сила подняла его вверх, и он взмыл в небо.
Там все вдруг стало очень приятным, боль от тысячи лезвий ушла, сознание затуманилось, и Холкрофт провалился в бездну.
Яков выбил торчащие остатки ветрового стекла рукояткой пистолета. Карабин валялся на полу; завернутая в полиэтилен взрывчатка оставалась в коробке. Гранаты же исчезли.
Все это оружие было теперь бесполезным — за исключением лишь пистолета в его руке. Он не выпустит его до последнего патрона — до последней секунды жизни.
В фальшивой полицейской машине находилось трое, и один из них — снайпер — согнувшись, опять вскинул автомат. Бен Гадиз видел его голову. Теперь! Он медленно прицелился сквозь клубы дыма и нажал на спусковой крючок. Снайпер в машине дернулся и повалился на бок, выбив головой осколки стекла, торчавшие в раме.
Яков снова надавил плечом на дверцу — теперь она чуть подалась. Ему надо побыстрее выбираться из машины. Полыхавший огонь грозил через несколько секунд перекинуться на бензобак — и тогда взрыва не миновать. Водитель полицейской машины таранил «роллс-ройс», второй уже выскочил на шоссе, зашел слева и через разбитое окно стал крутить руль, направляя тяжелый автомобиль под откос.
Бен Гадиз налег всем телом на дверцу и распахнул ее. Израильтянин вывалился на заснеженное шоссе, и тут же на белом снегу возникли сотни красных ручейков, вытекающих из его ран. Он поднял пистолет и, не целясь, несколько раз выстрелил наугад.
И тогда одновременно произошли две ужасные вещи.
«Роллс» покатился в кювет, а морозный воздух потрясла автоматная очередь. Пули ударились об асфальт и прошили ноги Якова. Но ему уже не было больно.
Он ничего не чувствовал и лишь извивался как ужаленный, катаясь по снегу. Его руки цеплялись за истерзанную резину колес, за металл, за холодные обломки стекла.
Раздался взрыв. Из бензобака «мазерати» вырвались языки пламени. И Бен Гадиз услышал вдалеке чьи-то крики:
— Оба готовы! Разворачивайся! Сваливаем! Нападавшие скрылись.
Хелден притормозила с минуту назад. Холкрофт уже должен появиться. Но где же он? Она отъехала на обочину и стала ждать. Прошло еще минуты две. Больше она ждать не могла.
Она развернулась и поехала вверх по склону холма. Вжав педаль газа до упора, она промчалась мимо полумильного столбика. И все равно его нигде не было видно. У нее задрожали руки.
Что-то случилось. Она поняла это. Она почувствовала. Вон «мазерати»! Боже, он весь раскурочен. Боже! Где же машина Ноэля? Где Ноэль? А Яков? Она резко затормозила и, крича, выскочила из машины. Поскользнулась, упала, не понимая, что у нее подвернулась раненая нога, вскочила и побежала, крича:
— Ноэль! Ноэль!
По ее щекам текли слезы, горло разрывали пронзительные крики. Она была не в силах сдержать истерику. И вдруг услышала откуда-то из пустоты приказ:
— Хелден! Прекрати! Сюда...
Голос. Яков! Откуда? Она снова услышала этот голос.
— Хелден! Иди же сюда!
Дорожное ограждение. Она подбежала к ограждению, посмотрела вниз — и мир перевернулся. Внизу под насыпью лежал «роллс-ройс» — колесами вверх, дымящийся, гора покореженного металла. В ужасе она смотрела на Якова Бен Гадиза, распластавшегося около «роллс-ройса». Потом заметила красные струйки крови, которые неровно тянулись через все шоссе к тому месту под насыпью, где лежал Яков.
Хелден сбежала вниз, перекувырнувшись в снегу и больно ударившись о камни, крича от ужаса; сейчас она увидит смерть. Она упала рядом с Бен Гадизом и через разбитое стекло «роллс-ройса» посмотрела на своего любимого. Он лежал, раскинувшись неподвижно, все лицо у него было залито кровью.
— О нет... Нет!
Яков схватил ее за руку и потянул к себе. Он с трудом мог говорить, но его приказ прозвучал четко.
— Иди к машине. Тут есть деревушка к югу от Трево. Это в пяти километрах... Позвони Литваку. Пре-дю-Лак отсюда недалеко... километров двадцать — двадцать пять. Он сможет послать вертолет, машину... Свяжись с ним. Скажи ему.
Хелден не могла оторвать глаз от Ноэля.
— Он мертв... Он же мертв!
— Может быть, и нет. Торопись!
— Я не могу. Я не могу оставить его здесь. Бен Гадиз поднял пистолет.
— Если ты не пойдешь, я его пристрелю.
* * *
Вошел Литвак. Бен Гадиз лежал на кровати, вся нижняя часть его тела была забинтована. Яков смотрел в окно на заснеженные поля и дальние горы. Не обращая внимания на вошедшего врача, он продолжал смотреть туда.
— Хотите знать правду?
Израильтянин медленно повернул голову.
— Нет смысла избегать правды. Во всяком случае, я могу прочитать ее на твоем лице.
— Я мог бы принести тебе новости похуже. Тебе будет трудно передвигаться: раны слишком серьезные. Но со временем ты приноровишься. Сначала будешь ходить на костылях, потом, возможно, с палкой.
— Прогноз не особенно обнадеживающий для моей работы, а?
— Нет. Но у тебя остались голова и руки. Руки заживут. Ты сможешь играть. Яков печально улыбнулся.
— Да я ведь не был таким уж хорошим музыкантом. Я слишком часто отвлекался. Я был далеко не таким профессионалом, как в своей другой жизни.
— Но твой ум можно употребить с пользой на другие дела.
Израильтянин нахмурился и снова стал смотреть в окно.
— Ну, это мы еще посмотрим — когда станет ясно, что происходит.
