Книга Тайные тропы - Георгий Брянцев

Саткынбай решил еще раз побеседовать по душам с Абдукаримом.

Свадьба ожидалась в самое ближайшее время. Мать Абдукарима скупала продукты, сладости, вино для тоя. В доме произошла перестановка. Койку Саткынбая перенесли в столовую, освободив крайнюю комнату для молодоженов. Это возмутило Саткынбая, он лишился возможности принимать у себя людей, слушать ночные радиопередачи.

Надо было во что бы то ни стало отговорить Абдукарима от женитьбы или, в крайнем случае, хотя бы оттянуть на некоторое время свадьбу.

Саткынбай долго обдумывал, как построить беседу с Абдукаримом. Зная пристрастие друга к спиртному, он решил угостить его. Водка всегда развязывала язык Абдукариму, он становился разговорчивее, откровеннее.

Вдвоем они долго бродили по базару, отыскивая чайхану, где было бы поменьше народу. Но везде было многолюдно, шумно.

— Чего мы бродим? — с недовольством спросил Абдукарим, не зная планов друга.

— Да неохота на ногах у других сидеть, — ответил Саткынбай.

Наконец, место нашлось. Друзья уселись на деревянный помост. Саткынбай положил одну ногу под себя, другую свесил. Он уже отвык сидеть по-восточному. Абдукарим поместился рядом.

— Эй, чойчи! — позвал Саткынбай прислуживающего старика и заказал ему, кроме чайника чая, самсу и шашлык. Потом он развернул бутылку и налил водку в пиалы.

— Тоска берет, — начал он и подметил удивленный взгляд Абдукарима. — Не знаю, куда себя деть. Надоело все, ни на что смотреть не хочется... Когда возвращался сюда, надеялся, что увижу хотя бы часть того, с чем свыкся, а, оказывается, все превратилось в прах... Никак не могу смириться, что эти, как их... новые люди разрушили все наши жизненные устои, отняли наши богатства, наши дома, земли. Смотришь на все, в глазах мутится, нутро выворачивается...

Саткынбай умолк. Старик принес несколько палочек шашлыка, самсу, тонко, кружочками нарезанный, лук, лепешки.

Абдукарим молчал, будто не слышал сказанного.

Выпили. Закусили шашлыком.

— А помнишь, — продолжал Саткынбай, — как мы гуляли с тобой там? А? На тебе еще был немецкий костюм, а в кармане немецкие деньги.

— Помню, — ответил хмуро Абдукарим.

От выпитого лица у обоих покраснели, в глазах появился лихорадочный блеск.

— Видишь, — сказал Саткынбай, — я на тебя рассчитывал, думал, помогать мне будешь, а ты жениться задумал...

— И женюсь, — отрезал Абдукарим.

— Да я тебе запрещаю, что ли? Ну и женись. Но неужели нельзя повременить немного?

— Решил и женюсь.

— Ты скажи правду, как другу, — как можно мягче произнес Саткынбай и положил руку на плечо Абдукарима. — Тебя мать принуждает?

Абдукарим нахмурился, отодвинул от себя пустую тарелку.

— Мать здесь не при чем. Я сам себе хозяин.

— Ну, уж я бы не сказал. Не хозяин ты себе. Над тобой стоит хозяйка, а женишься — вторая станет, и будут тебя подгонять в хвост и в гриву.

— Пусть так. Не ты же.

Саткынбая подмывала злоба. Он знал трусливый характер своего друга, но не думал, что он до такой степени безволен. Ведь как можно ошибиться в человеке! Там, на той стороне, в других условиях, он был совсем другим. Конечно, он и тогда не отличался храбростью, но зато слушался его, Саткынбая, соглашался с ним, разделял его взгляды. А теперь?

— Не узнаю я тебя, — проговорил Саткынбай. — Тебя точно подменили.

Абдукарим пожал плечами и встал.

— Пойдем, у меня голова болит, — предложил он.

Уговоры Саткынбая выпить еще не подействовали. Абдукарим отказался. Настроение у Саткынбая испортилось. Ничего он не добился и на этот раз и только даром загубил деньги и время.

«Надо что-то предпринимать, — подумал Саткынбай, — этот осел или не желает вспоминать прошлое, или действительно уже забыл о нем».

— Подлый трус, — шипел сквозь зубы Саткынбай, идя следом за Абдукаримом.. — Трусость погубит тебя, жалкая душонка...

Алим Ризаматов был очень удивлен, когда недалека от квартиры его остановил небольшого роста, узкий в плечах и бедрах, с желтоватым лицом человек, напоминавший своей внешностью восточного сановника. Таких Алиму доводилось видеть лишь на рисунках.

Убедившись, что имеет дело с кем надо, незнакомец, спокойно и даже с тонкой улыбкой на губах бросил:

— «Юпитер» передает сердечный привет «Сатурну».

Прищуренными глазами он смотрел на Алима и как бы спрашивал: «Что вы на это скажете?».

Несмотря на неожиданность встречи, Алим нисколько не смутился.

— Я ничего не понял...

— Я от «Юпитера» с приветом к «Сатурну», — повторил незнакомец.

— А при чем тут я? — спросил Алим нарочито удивленно.

Незнакомец прищурился. Его маленькая седая бородка составляла резкий контраст с густыми черными бровями, из-под которых глядели сквозь узкие щелки темные глаза.

— Вы Алим Ризаматов? — спросил он уже не совсем уверенно.

— Да.

— Тогда вы шутник...

Ризаматов повел плечом.

Незнакомец вынул из наружного кармана аккуратно сложенную бумажку и подал Алиму.

Еще не прочтя ее, Ризаматов узнал руку Никиты Родионовича.

— Что же вы сразу не сказали, что вы от Ожогина и не показали письмо?

— Считал, что сделать это никогда не поздно, — ответил с умильной улыбкой незнакомец и представился: — Зовут меня Раджими. Мне надо с вами побеседовать.

Ризаматов круто повернулся.

— Пойдемте.

— Куда?

— Ко мне на квартиру.

— Это меня не устраивает. Квартира — неподходящее место.

— Ну, а куда бы вы хотели?

— Вам виднее... Вы здешний человек, а я сюда попал впервые. Вы не меньше меня заинтересованы в том, чтобы предстоящий разговор остался между нами.

В тоне Раджими зазвучали поучительные нотки.

Алим промолчал.

...Широкие степные просторы прорезал полноводный канал. По обоим берегам его тянулись стройные шпалеры тополей и айлантуса, зеленела сочная трава. До ушей долетал приятный, рокочущий шум воды, спадающей по каскадам. Слева тянулись веселые, нарядные коттеджи, окруженные клумбами цветов, увитые густым хмелем.