девяти дюжин сделаешь в лёгкую.
Тут вниз спустилась Кеттара. И просто с облегчением выдохнула, когда я сказал, что мы с нею ни по каким пещерам не собираемся. Женщина набегалась. Да и про Нерриальвелли она слышала, оказывается, тоже. Да и завтрашний шопинг… Это я хотел пройтись по артефактным магазам, а у высокой орчанки, наконец, появилась возможность пройтись по местным бутикам! А то раньше – и денег лопатой не гребла, и прятаться приходилось, да и по их стойбищам кутюрье не ошивались.
И она мне помогла со свитками. Пока разговаривали то, что коррелятки требовали повысить Алебарду в один голос, вдруг начало меня как-то корябать. Нерриальвелли говорила, что использовать свиток чаще, чем раз в день –не следует. Но сегодня-то им попользоваться ещё можно?! А потом и завтра. Но опять же – рвать внеуровневый свиток…
Поделился через чат с Таррой, она улыбнулась мне, а потом ещё раз улыбнулась Креттегу. Тот опомнился, наверное, уже за дверьми таверны. Через четверть часа вернулся со свитками от 4-ой до 10-ой ступени. Да ещё расхвастался, как он нанял лихача и за скорость накинул ему двадцарик! Ну, ещё бы! – завтрашняя его доля ожидалась за сотню золотых! Учиться красиво жить в его-то возрасте… А как ему опять улыбнулась орчанка!
Я тут же ему отдал восемь золотых, но восьмой, за извозчика, он не взял:
– Не обижай, старший.
С ареной под учебный бой помог мэтр Вельдуиил.
– Заодно и похвалюсь, – сообщил корчмарь
Орки с Гарротом уже ушли, а он повёл нас с Таррой вниз. Я понял верно: он довёл нас до той стены, где прошлый раз подсказал ему на возможное расширение подвалов. Теперь глухой стены не было – имелась дверь. Он её отомкнул:
– Проходите…
Полутораметровый тоннельчик и… Эльф хлопнул в ладоши – загорелись светильники… Пещерный зал величиной в две баскетбольные площадки. Пол выровнен, а стены и потолки – нет. Наросты, впадины, сталактиты… Неровный свет магических светильников расплескивал отблески; тени, казалось, жили сами по себе; где-то сверкал обнажившейся жилой какого-то металла разлом, где-то тонула во мраке глубокая выщерблена…
Мы молчали.
– Вот, – улыбнулся эльф. – Вдруг встала задача, что с этим теперь делать… Превращать в унылую кладовку? Открывать ещё один зал? Но я же не дворф!
– Что ж, – покачал головою я. – Извините…
– Ах, что Вы, молодой человек, что Вы! Вы не понимаете! Я здесь более ста лет уже, всё давным-давно порешал, всё отшлифовал-отполировал, и вот передо мною, как в юности, появилась интересная задача! Да, если бы здесь оказалось подземное древо, всё было бы понятнее, но видели бы вы глаза гномов, слышали бы вы их вздохи, с которыми они покидали это место после своих трудов. А как они меня убеждали, что выравнивать стены не следует! И вы только подумайте, как будет забавно, – расплылся во многообещающей улыбке эльф, – если гномы начнут свои торжества учинять не в «Стальной Кирке» у мэтра Прродита, а здесь! – но он тут же спохватился: – Но это мои заботы и хлопоты. А вам… Шлифовка четвёртой ступени оружия много времени не занимает, но я вас не тороплю: до полуночи три часа – вам хватит с избытком. А кончите – дайте знать, вот этот фонарь задуйте, через пять минут к вам подойдут. Удачи!
До полуночи мы управились. Когда всё кончилось я был в некотором ужасе. Конечно, я знал, что, скажем третья-четвёртая ступень в единоборствах – как 1-ый разряд в самбо – это только самое начало. Фундамент по сути. А здесь всё ещё жестче… Мне показали, а потом с Таррой я затвердил основные стойки, основные выпады, основные связки… А главное, мне наглядно продемонстрировали: я – ноль. Доводить дело до реального боя – самоубийство.
А когда всё это демонстрирует женщина… И не какая-то, там, посторонняя баба, а та, которую ты, извините меня, трахаешь!.. Едва со стыда не сгорел.
Впрочем, ночью орчанка ещё раз доказала, что она – “лучшая”. Не то, чтобы ни единого намёка на своё боевое доминирование, нет, ни в коем разе – ни намёка, ни какого-нибудь дурацкого юмора, ничего! Но помимо этого, она бросила сдерживаться и то, как ей хорошо, как ей сладко со мною, как ей покорно со мной, продемонстрировала, не пример прежнему, громко.
Да и всё остальное – отзывчивость её тела, например, когда каждое твоё движение предугадывается, встречается её собственным… Чёрт, до меня только тогда дошло, что все танцульки – это прямая имитация секса! Что даже пуританский вальс – это вообще-то постыдное действо! Что заниматься подобным на людях – это фригидным надо быть, как таковым на Земле был я.
А ещё её таяние… Она же воительница, – куда, там, нашим спортсменкам! – и мышечный каркас имеет соответствующий. И вот, при всём, при том – не стальное сопротивление, а лебяжья уступчивость, разнеживающаяся под моими руками мягкость, ласкающаяся, сдающаяся упругость…
Впрочем, и на Земле я у борцов встречал якобы мягкие мышцы – они говорили, что незадубленность тела улучшает взрывной характер реакции мышц. Вот и у Тарры…
Хотя… Это я на генерацию облика потратил пару минут, а женщины… Кто его знает, что, там, в настройках можно указать, что можно потребовать – степень жёсткости мышц, может, в том числе. И в том же числе – и упругость задницы, и шелковистость кожи молочных желез.
Кстати, ошелковистостях… Ближе к утру, когда уже все огни были притушены, все пожары залиты, когда у меня уже слипались глаза, Тарра опять пристала: кто меня научил “шёлковому прикосновению”?
– Да что в нём такого?!
– А ты взгляни на свои пальцы!..
– Пальцы как пальцы…
– Мужские. Даже не просто жёсткие – а почти царапающие!
– Ну, так меч, алебарда, тетива лука… Без мозолей никак.
– Да. Вот только кожа у меня – не деревянная и не металлическая, как на рукоятях, и даже не бычья-спинная или пеньковая, как у тетивы. Всё очень нежное… Вот, попробуй… А теперь тут… А тут… – и уже шёпотом: – А губами…
Но ещё через некоторое время опять:
– …Так кто тебя научил? – вот что ей ответить? – Не ври, я почувствую.
Пришлось сказать правду:
– Там, у нас, и знать об этом не знал. Да и руки у меня были мягче. Гораздо… – да уж, даже с тяпкой-лопатой не пришлось свыкаться. Тренажёры разве что.
