пыли, и он почувствовал, что волосы шевелятся на его голове — ведь и профессор и его дочь давно, наверное, отмерили положенный им срок и пребывают либо в могиле, либо — в виде пепла — в погребальной урне. Он повернул налево, открыл дверь и вошел в бывшую лабораторию Лежэ. Кое-какие столы еще стояли на своих местах, но основная масса оборудования, за исключением разнообразного мелкого хлама, исчезла. Рассеянно скользя взглядом по обшарпанным стенам, Пис попытался собрать воедино разрозненные кусочки обретенного полусознания.
Дочь профессора узнала его и назвала Норманом. Неужели его и в самом деле так зовут? Или это всего лишь псевдоним, под которым он уже путешествовал в прошлое? Что за причина толкнула его на это, первое путешествие? Если профессор узнал его, то почему скрывал? Ведь если вдуматься, он вполне может оказаться уроженцем конца двадцать четвертого. Неужели он спасался от правосудия и в двадцать третьем веке? Неужели он — непереносимая мысль!— и в самом деле растлитель малолетних с устоявшейся репутацией?
Но тут практическое начало существа Писа возмутилось — он стоит и тратит время в бесплодных размышлениях, а ему нужно в первую очередь вот что — одежда, деньги и знание точного положения во времени. Он распахнул несколько стенных шкафов и едва поверил своему счастью, увидев в одном из них висящий на ржавом гвозде некогда белый лабораторный халат. Он оказался слишком коротким, но тщательное обследование всех возможных тайников не принесло ему больше никакой добычи. Пис поднялся этажом выше и, обозревая жилые комнаты, наткнулся на пару пушистых розовых шлепанцев. Судя по размеру, принадлежали они дочурке профессора, и начали уже рассыпаться в прах от старости, но оказались в самый раз и кое-как защищали подошвы. Всему ансамблю явно недоставало элегантности, но не будь у здания столь зловещей репутации, местные урки обчистили бы его до последней проволочки, и пришлось бы Пису и дальше прикрываться газетой.
Вспомнив о методе, которым во все века Мальчишки традиционно повышали свой доход, Пис обследовал разнообразнейшие железки, лежащие в лабораторной пыли. Одной из них была бунзеновская горелка, которая наверняка уже приобрела антикварную ценность. Бегом спустившись в лабораторию, Пис расстелил на полу газету, собрал в нее моток медной проволоки, немного электронного барахла и упомянутую горелку. Конечно, это было совсем не то, что медный микроскоп девятнадцатого века, но Пис вполне мог представить себе коллекционеров, сердце которых взыграет при виде горелки.
Он завернул добычу в газету, спустился вниз и, одержав нелегкую победу над заржавевшим засовом, вышел в пурпурные сумерки. Улица была пустынна, но по доносящемуся издалека шуму транспорта можно былодогадаться, что деловая жизнь в городе кипит. Время года — осень или весна, время суток — далеко за полдень. Пис повернул направо, прочь от улицы, на которой встретился с оскарами, и зашагал в противоположном направлении к концу квартала.
Дойдя до перекрестка, он осторожно выглянул из-за дома и с облегчением убедился, что проносящиеся машины выглядят примерно так же, как он их и помнил. Освещенные витрины магазинов тоже казались нормальными, равно как и прохожие, ни один из которых не удостоил Писа взглядом. Приободрившись, он влился в людскЬй поток и принялся высматривать антикварную лавку. Продвижение его было несколько замедленно шаркающей походкой, необходимой для удержания на ногах пушистых шлепанцев, да к тому же игривый ветерок все время норовил задрать полу его халата, так что Пис вынужден был все время останавливаться и запихивать непокорное одеяние между ног. Согнувшись в три погибели, прижимая к телу грязный сверток, не имея возможности приподнять ногу или раздвинуть колени, Пис прекрасно понимал, что похож на рыскающего в поисках жертвы переодетого Квазимодо, и что вид этот, даже в толпе ко всему привыкших горожан, не может не вызвать взволнованных комментариев.
Страхи его оправдались — мужчины и женщины начали останавливаться и пялить на него глаза. Пис растянул губы в улыбку, желая показать зрителям, что перед ними всего лишь безвредный идиот от рождения, но через некоторое время его уже сопровождала солидная толпа зевак. Кошмарные чувства, владевшие Писом, усугублялись осознанием того, что в дело рано или поздно вмешается полиция. Он уже приготовился распрямить спину и побежать, не заботясь о том, какие именно части его обнаженного тела предстанут взглядам окружающих, но тут в нескольких шагах впереди он заметил вывеску, гласившую:
Р.Дж.Пенникук
антиквар
Всхлипывая от облегчения и резво шаркая шлепанцами, он быстро добрался до весьма приличного на первый взгляд заведения, ввалился внутрь, захлопнул за собой дверь и привалился к ней, тяжело дыша и чувствуя себя лисой, удравшей от своры гончих.
— Если вы не выйдете сию же секунду, — произнес из-за стеклянной стойки молодой человек с холодными глазами,— я вызову полицию.
— Не делайте этого! — с трудом вымолвил Пис, тряся головой.
— А по какой причине, интересно мне узнать?
Молодой человек поднес к губам ультразвуковой свисток.
Пис окинул магазин быстрым взглядом, заведение, в которое занесла его судьба, безусловно, относилось к высшему разряду, к числу тех мест, где вазы эпохи Мин выдаются в качестве бесплатного приложения к действительно ценным приобретениям. Ржавая горелка внезапно потеряла всю свою прелесть, но у Писа не оставалось никакого выхода, кроме как гнуть свою линию и тянуть время...
— По той простой причине, мистер Пенникук,— многозначительно сказал Пис,— что у меня есть кое-что на продажу, нечто, чью ценность можно с первого взгляда и не заметить. Такое попадается настоящему коллекционеру всего лишь раз в жизни!
С этими словами он положил кулек на стойку и развернул его, явив взору антиквара, что теперь и самому Пису казалось горстью металлолома. Даже бунзеновская горелка, гордость коллекции, распалась на составные части.
Пенникук посмотрел на кучу хлама, побледнел, и за несколько секунд презрение на его лице сменилось недоверием, радостью, жадностью и, наконец, уважительной осторожностью.
— Вы продаете это?
— Конечно.
— Откуда ЭТО у вас?
— Нашел.
Наблюдая за сменой эмоций на лице собеседника, Пис начал уже было подумывать, не нарвался он случайно на собирателя старых бунзеновских горелок, болезнь которого зашла столь далеко, что из него удастся выбить достаточно денег для покупки поношенного костюма.
— Там, где я взял это, может быть и еще,— добавил он, поглаживая переносицу.
— Даю тысячу,— отрывисто произнес Пенникук,— и не задаю никаких вопросов.
— Тысячу!— воскликнул Пис и, обуреваемый разнообразнейшими чувствами, по-новому посмотрел на свою добычу, стараясь определить, какой же именно драгоценный кусочек металла так
